Была полночь, когда к шагающим по палубе друзьям подошел Жуков.
Он тоже был взволнован ожиданием, тревожился за судьбу изгнанниц и жалел Седельникова, горю которого он ничем не мог помочь.
Всю ночь, полную таинственных шорохов и голосов, ходили они по палубе, и плыли мысли нерадостные, тяжелые, как волны, лижущие борта парохода.
Когда же блеснули первые лучи бледного солнца, катер уже был готов, и его грузили лыжами, палатками, легкими санями, одеждой, припасами и оружием. На другом катере доставили аэросани и запас бензина.
Сдав команду над пароходом Григорию Петровичу, Седельников приказал на случай, если первая экспедиция не вернется через две недели, послать ю человек команды на поиски.
Был восьмой час, когда пять человек, свезенных с «Капитана Седельникова» на берег, остались у столба с английской надписью.
Здесь были терзаемый нетерпением и тревогой Илья Максимович, спокойный и задумчивый профессор и всегда жизнерадостный, жаждущий приключений Жуков. Двое матросов, Иван Русинов и поморский рыбак Илья Нерпин, возились около саней, закладывая на них багаж и крепко-накрепко привязывая его.
Когда все было готово, Седельников подошел к аэросаням и пригласил всех занять места. Профессор и журналист сели сзади за Ильей Максимовичем, поместившимся у руля, а матросы взобрались наверх клади, сложенной на грузовых санях, прикрепленных к аэросаням прочной цепью.
Ровная снежная поверхность позволяла двигаться с значительной скоростью, и аэросани, гудя, быстро шли вперед, взметая за собой клубы снега и мелких ледяных игл.
После получасового перехода Седельников внезапно остановил машину и спрыгнул на твердый снег.
— Я больше не могу! — крикнул он. — Мы прошли около 10 верст, и я нигде не заметил даже следов пребывания человека, ни складов, ни построек — нет ничего!
— Следы успели, верно, раз десять скрыться под снегом и льдом, мой друг, и в этом я не вижу ничего удивительного, — заметил Залесов. — Гораздо важнее второе обстоятельство… Возможно, однако, допустить, что несчастные ушли далеко от берега и увезли с собой все то, что столь предупредительно выгрузила для них международная эскадра. Вперед! Вперед! Еще есть надежда!
И снова над снежной пустыней заклубилась ледяная пыль, вздымаемая скользящими вглубь острова аэросанями. Равнина поднималась в гору, и двигатель работал медленнее и громче.
Близился перевал, и по мере того, как все яснее становились пологие горы, видневшиеся на юго-западе, росли волнение и беспокойство Ильи Максимовича. Он тщетно искал глазами каких-либо признаков пребывания здесь людей и ждал окрика призывного или радостного. Девственно-белая, сверкающая в лучах раннего солнца равнина была молчалива и, казалось, ничья нога не топтала этого снега и ничей голос не нарушал тишины, родившейся тогда, когда из мрака хаоса выплывали, как неясные призраки, как туманности, целые миры.