Метрах в десяти от карусели мы вынуждены были совсем остановиться. Дети собирались в ожидании следующего круга. Юная рыжая девушка, которую я видела со спины, двумя руками делала знаки кому-то, кого мне не было видно. Я сразу узнала девушку со слайда. Она тут же обернулась к нам и кивнула шоферу. Тогда я узнала ее во второй раз: это была моя юная соседка, с которой я езжу по утрам, ее рыжие, пламенеющие на солнце волосы ветер сбил на одну сторону. Я вспомнила, что сегодня среда, свободный день в лицее. Шофер опустил стекло и крикнул ей:
— Вы садитесь? Нас и завернули как раз для того, чтобы я мог захватить вас.
Она с отчаянным кокетством рассмеялась и ответила, склонив голову немного набок:
— Нет, я еще не кончила развлекаться, меня как раз подвезут до Лонжюмо на машине, а там я сяду на автобус, не знаю на какой, а может, доеду автостопом.
— Значит, не я сегодня повезу вас?
— Кто знает? С той скоростью, с какой вы продвигаетесь, дорога до Лонжюмо, к тому же в объезд, займет у вас целый час.
— Накаркаете еще!
Машины перед нами понемногу начинали набирать скорость. Спустя несколько минут музыка с каруселей превратилась в слабый отзвук.
Мы проезжали квартал белоснежных домов, разбросанных по холму. Долго ехали среди ландшафтов, которых я никогда не видела. Мне хотелось вернуться к своим благоразумным решениям, но встреча с ученицей лицея все перебила, и мысли мои застревали на пустяках.
Я вспомнила, что вчера вечером видела в кухонном шкафу стоящие рядом баночку с толченой корицей, коробочку с мускатным орехом и апельсиновую настойку. Мысль о подобном соседстве, всегда казавшемся мне вполне естественным, вдруг сделалась невыносимой. Это было следствием ошибочной классификации. Жидкости, твердые вещества и порошки должны быть отныне строго разграничены, отделены друг от друга. Мысль эта, вначале промелькнувшая как предположение, становилась властной, деспотичной, стирала все на своем пути, вплоть до воскового лица мсье Мартино, так тяжело лежавшего на желтом ковре.
Мы очень долго ехали до Лонжюмо. На остановке нас ждали человек двадцать. Ветер разбушевался. У меня всегда с собой в сумке шерстяная кофточка. Она и сейчас лежала там, я набросила ее на плечи. И уцепилась за то, что хотя бы это я сделала со своей обычной утренней предусмотрительностью. Просто сегодня больной день. Завтра я поеду автобусом восемь пятнадцать, и все будет в порядке. Юная метиска будет внимательно смотреть в сторону улицы Гинмер, мадам Баленсиа будет трясти своей тряпкой, как оперная дива, удаляющаяся со сцены, и благословения польки снова станут похожи на заступничество. Мсье Мартино вскоре вернется на свое место к своим обязанностям, а Натали Бертело будет казаться, что печатать всю жизнь по пятьдесят страниц в день — это совсем немного, чтобы искупить поступок Мари.