— Подойди ближе, — сказала Эсперанса. — Тогда ты сможешь увидеть все более ясно.
Я бы скорее убежала, как черт. Неохотно я подошла ближе к зеркалу и напряглась интерпретировать эти нечеткие картинки. Сначала это выглядело как призрачные, колыхающиеся туда-сюда черно-белые неузнаваемые контуры. Но чем больше я сосредотачивалась, тем четче оно становилось, пока, наконец, я не смогла рассмотреть каждую отдельную фигуру. Оно все еще было зернистым и бесцветным, как древнее немое кино, но при более близком рассмотрении я поняла, что происходит там - своего рода войны. Люди в панике убегали, бросались в укрытие и прятались за остатками стены. Сцена происходила на открытом воздухе. Дома на заднем плане были руинами, расположенными между огромными грудами щебня.
Внезапно на экране взорвалась бомба или ракета, осколки которой разлетелись во всех направлениях, и вид на происходящее на несколько секунд потемнел. Тем не менее, было страшно, так как наступила гробовая тишина. Я даже не слышала собственное дыхание, потому что задержала воздух, пока не увидела то, что произошло дальше. Пыль улеглась, и ужас продолжился. Везде лежали мертвые среди руин. Несколько фигур с оружием наготове двигались через местность впереди. Это должно быть были люди, которые были ответственны за взрыв. За одним из домов с разрушенными стенами полз выживший. Приложив усилия, он поднялся, он был ранен. С поднятыми руками и спотыкаясь, он вышел из своего укрытия, но был хладнокровно застрелен одним из вооруженных.
Я подавила крик, но это уже произошло. Точнее: это произошло бы. Здесь, в Париже. И таким образом настоящее время, каким я его знала, из-за этого становилось совсем другим. Картинка в зеркале пришла в движение, казалось, опускалась завеса. Затем она все больше размывалась, пока, наконец, ничего нельзя было различить, только полуслепая, серебряная поверхность зеркала.
— Теперь ты знаешь, — сказала Эсперанса.
— Но я совсем ничего не знаю, — в шоке возразила я. — Какое событие надо предотвратить, чтобы этого не произошло? Ты должна мне сказать, что я должна сделать.
— Только свободный дух может принять правильное решение, — Эсперанса снова накрыла зеркало простыней. В падающем солнечном свете ее лицо выглядело как полупрозрачный пергамент. Внезапно она повернула голову, как будто что-то услышала.
— Теперь тебе надо идти. Не разговаривай об этом ни с кем, — она схватила меня за руку и потащила обратно в магазин. Я сопротивлялась и задавала очередные вопросы, но она неотступно вытолкнула меня. Едва я оказалась стоящей на улице, сначала закрылась внутренняя дверь, а затем весь магазин, когда задвинули задвижку. Я постучала пару раз, но никто не отозвался. Меня наполнили страх и неуверенность, и я осмотрелась в поисках Филиппа. Парфюмер тоже закрыл свой магазин, по-видимому, у него пропало настроение ругаться.