«Ветер перемен? Это точно!» — усмехнулся Александр Трофимович.
— Что вы вытащили? — спросил «Чичиков».
— Это глубоко личное, — загадочно улыбнулся Мякишев и, как чашу с вином, поднял пиалу с чаем.
К удивлению Серова, неделя в реанимационном боксе пролетела незаметно — то брали кровь, то приезжала дребезжащая тележка с аппаратом для снятия кардиограмм, то обход врачей, а к вечеру молоденькие сестрички непременно заглядывали в «стек лянную клетку» — как окрестил свое временное место пребывания Сергей, — чтобы поболтать с молодым симпатичным пациентом, рассказывавшим занимательные истории.
Начальник отделения тоже не оставлял своим вниманием, и благодаря его усилиям, а также заботе остального медперсонала Серов вскоре почувствовал себя значительно лучше: лекарства и могучий организм неуклонно делали свое дело. Постепенно прекратились мучительные головные боли, возникавшие при малейшей попытке вспомнить, что предшествовало «стеклянной клетке», меньше стали трястись руки и ноги, когда он садился или приподнимался, появился аппетит, и подполковник поверил в выздоровление.
— Так, так держать! — осматривая его, приговаривал Валерий Николаевич и снисходительно похлопывал по крепкому плечу. — Главное, сила есть!
Кто не знает продолжения знаменитой поговорки, но Серов промолчал, не желая отвечать колкостью на замаскированную насмешку. Он приметил, что начальник отделения вообще по характеру мужичок вредный, занозистый и любит цепляться: есть такие, которых хлебом не корми, а дай сунуться куда не следует. Пусть им даже сопатку разобьют, но они, утирая красные сопли, все равно станут собачиться и язвить. Видно, предки у Никишина бродили по Руси скоморохами и в генах передали потомкам неистребимую любовь к «красному словцу», цепляющему за печенки и заставляющему публику выходить из себя.
— Да, сила есть, — Валерий Николаевич решил смягчить допущенную бестактность. — Кости целы, мясо нарастет. Поднимемся, Сергей Иванович!
В принципе подполковник, наверное, хороший человек, приятный в общении — вон как медперсонал к нему липнет, — но Никишин заранее невзлюбил его, как только услышал о нем по телефону. Невзлюбил за то, что чуть было не взял из-за него на душу смертный грех. Хорошо, сейчас обошлось, а дальше как? Эта мысль мучила Валерия Николаевича, изводила до осатанения, и он бесился, не зная, к кому и как придраться.
Зато у Сергея с головными болями ушла и непроницаемая темнота, застилавшая память. Словно начала потихоньку приподниматься завеса, скрывавшая прошлое. Нет, Серов прекрасно помнил, кто он и откуда, помнил родителей, родных и знакомых, номера телефонов и даже номер своего пистолета. Помнил все, кроме того, что произошло накануне трагедии, приведшей его на госпитальную койку.