— У него был человек в криминальной среде, которому он верил. Некий Эмиль, настоящая фамилия Мирзоян, Геворк Мирзоян. Но его убили.
— Да, я слышал об этом инциденте, — кивнул Пылаев. — А потом убили некоего Лечо, убравшего Эмиля?
— Вот-вот, там потянулась целая цепочка, смерть на смерти, но Серов сумел выйти из положения победителем. Что же до того, как сейчас, я просто затрудняюсь ответить.
«Покрутись-ка ты, милок, сам, — злорадно подумал Трофимыч. — А то не успел еще даже до майора дослужиться, а уже норовишь жар загребать чужими руками, да еще руками заместителя начальника управления. На чужом горбу ехать я и сам умею».
— Вам лучше меня известно, от кого он постоянно получает информацию, поскольку вы совсем недавно были его непосредственным руководителем, — упрямо наклонил голову Аркадий. — Как вы понимаете, это не мое праздное любопытство…
«Считай, что я сам тебя спрашиваю», — вспомнились Мякишеву слова «Чичикова», и он с неохотой сказал:
— Не могу точно поручиться, но есть у него такой Фомич. Но ищи на него выходы сам: Сергей Иваныч своих людишек надежно прячет, даже от меня.
— Ничего, выроют, — усмехнулся Пылаев и, приняв официальный вид, попросил разрешения уйти. Мякишев остановил его.
— Погоди, а бумаги твои? Подписать, наверное, нужно?
— Ничего, Александр Трофимович, — Аркадий встал. — Я зайду за ними завтра, когда занесу представление. Разрешите идти?
— Иди, — вяло махнул рукой Мякишев.
Оставшись один, он запер дверь кабинета и распахнул высокий старый книжный шкаф, на полках которого теснились папки с практически никчемными бумагами. Запустив между скоросшивателями руку, Трофимыч раздвинул их и достал бутылку коньяка с нахлобученным на горлышко граненым стаканом. Вытащил пробку, налил и жадно выпил. Немного постоял, прислушиваясь к возникшим внутри ощущениям, и выпил еще. Потом спрятал бутылку и стакан, закрыл шкаф и отпер дверь.
Вообще он старался никогда не употреблять спиртное на службе, а позволял себе расслабиться только вечером, вне стен управления. Однако сегодня нервы просто горели, и организм настойчиво требовал дозы привычного успокоительного — не валокордин же хлебать?
Постепенно мысли потекли ровнее, жизнь приобрела новые краски, а события последних суток перестали казаться зловещими. В конце концов пока от него никто не потребовал головы Серова, а он, как честный человек, даже пытался предупредить того, и не вина Трофимыча, что самолюбивый Серега ничего не захотел понять. Пусть Пылаев и компания попробуют сами сожрать Серова, а старый Мякишев, не ввязываясь в драку, поглядит со стороны, что из этого получится и кто окажется победителем.