Теперь он никогда уже не наденет оставленные у Меркулова ботинки, не накинет на плечи свою кожанку, не сядет за руль старых сереньких «жигулей». И никогда не поинтересуется, что сталось с теми вещами, которые он оставил на хранение давнему приятелю. Никогда!
Петр сгреб в кучку документы Ояра, не глядя сунул их в карман и вышел в прихожую — надо ехать в больницу…
На своем обычном месте во дворе больницы Анзор припарковался, когда с неба во всю уже летела мерзкая снежная колкая крупа. Открыв перчаточное отделение, киллер вынул тюбик дорогой женской помады и, придирчиво разглядывая себя в зеркальце автомобиля, слегка мазнул им по шее — так, чтобы не слишком бросалось в глаза, но и можно было заметить. Чуть растер помаду пальцем и спрятал тюбик. Потом вынул флакончик духов и капнул на свитер. Пожалуй, хватит, перебарщивать тоже нельзя.
Закрыв машину, он постоял несколько минут около дверей морга, давая выветриться и прижиться к нему запаху духов, потом спустился вниз.
Степаныч был занят делом. Водрузив на мясистый нос очки, он старательно выводил на бирке имя нового покойника, поминутно сверяясь с бумажкой.
— Натрахался? — поднял он глаза на вошедшего Анзора. — Несет от тебя бабским духом аж за версту. Помаду на шее сотри, герой-любовник!
Анзор незаметно сунул старому санитару в карман халата конверт — мзду за молчание — и поинтересовался:
— Свеженький?
— Ага, как раз аккурат сегодняшний, — солидно кивнул Степаныч, не забыв проверить, положили ли ему в карман обычный конверт. — Фамилия чудная: Юри. Я им наверх звоню, может, говорю, ошибочка вышла, Юрьев он? А они нет, твердят, все верно. Латыш, стало быть. Теперича иностранец! Во, Юри Ояр Янович. От инфаркта помер бедняга.
— Юри? — Анзор заглянул через плечо Степаныча. — Все правильно.
— Где правильно? — Степаныч наскучался в одиночестве и теперь был рад поговорить. — Какая же правильность? Во-первых, молодой еще помирать, а во-вторых, какой из его иностранец? Вся жизнь не туда повернулась! Вон снег идет, зима скоро. И каждый раз она для нас, как нападение Гитлера, неожиданность! А снег-то, обрати внимание, никто не убирает. Зато про порядок говорят. Разве же это порядок? Вот при Сталине, тогда да, порядок был. А теперь? Тот же снег, тот же дворник, а порядку нет!
— Мне позвонить надо, — не слушая его, сказал уже успевший надеть халат Анзор.
— Чего же, звони, — буркнул Степаныч. И, обмакнув перо в баночку с фиолетовыми чернилами, старательно вывел на бирке: — Ояр…
Анзор прошел в угол, где на тумбочке стоял старенький, допотопный телефонный аппарат, и, набрав номер, прикрыл трубку рукой, чтобы его слова не долетали до любопытного напарника: