Въехали и в Моршанск — как будто влезли с головой в пропахший нафталином бабушкин сундук. Толстостенный, поповский, ушедший в землю. Облупившийся и изодранный нищетою так, что душа ватными клочьями вывернулась наружу. Улицы же прорублены в могучей вековой зелени, как ходы сообщения. Есть города, в которых архитектура значительнее самого текущего народонаселения. Моршанские неохватные дубы и ветлы значительнее, роскошнее тамошней архитектуры — это как минимум. На улице из звукоусилителей иногда вспыхивало: «Мальчик хочет в Тамбо-ов…» над копотливой и целеустремленной тишиной — чем меньше у людей денег и дел, тем целеустремленнее снуют они по своим, только им ведомым траекториям.
Мальчика можно понять. Тамбов, областной центр, рядом. Губернатором там когда-то служил Державин. Правда, его оттуда вскоре выжили. Тоже — местные.
2001-й год.
Зашли с другом в магазин, попытались купить бутылку коньяка. Нам предложили настойку «Осенний сад» — цветом подходит. Именно ее я и пил когда-то в юности на Черных землях: автолавка проехалась по чабанским точкам и пока добралась до нас, в ней из спиртного остался только этот самый сад. Я и не знал, что он где-то сохранился до новых времен.
И ливерной колбасы.
Два крошечных русских городка были известны в годы войны всей Красной Армии. Тейково, что в Ивановской области — там шили шапки-ушанки и фланелевые портянки, — и Моршанск Тамбовской — там производили махорку.
В Тамбове я служил солдатом, здесь, в Моршанске, оказался только теперь проездом…
За городом вновь свернули в перелесок, светлый, чистый, не подверженный, слава Богу, социальной депрессии. Вышли из машины, по колено утопая в траве, вынули пластмассовые стаканы, разлили «Осенний сад», подозрительно шибавший сивухой — в этом саду, видимо, ничему пропасть не давали, — чокнулись.
— За моршанских! — провозгласил товарищ.
Эх-эх… Бывший когда-то центром выделки сыромятных кож, городком постовалов, кожемяк и, похоже, лежебок, Моршанск в свое время, как и предместья Итиля в Хазарии, на всю округу чадил густым прокисшим смрадом. Местные красавицы тоже семенили, зажав курносые носики, своевременно превращаясь, правда, в оседлых, неподъемных, крупитчатых и невероятно атласистых, поскольку профессионально вымяты задубевшими в рассолах руками, властных домоправительниц, денно и нощно понукающих благоверных своих к их враз преобразившемуся, поскольку теперь от него исходил аромат собственных, кровных наличных, труду: девушки и жены, как известно, и цвет воспринимают по-разному, не говоря уже о запахах…