Он замолчал. Словно кто-то дал ему сигнал отбоя или сообщил наконец, что аудитория давно от него отключилась.
- Спасибо. Вы были очень добры и терпеливы. Если кому-то захочется продолжить дискуссию, через минуту я спущусь в вестибюль.
Разочарованные зрители летаргически поаплодировали лжемессии, и, не дожидаясь, пока занавес скроет его хлипкую фигурку, начали надевать жакеты и пробираться к выходу. Никому не хотелось оказаться в вестибюле, когда он туда выйдет. Даже Аде. Не знаю, разочарование ли речью Антона или чувство вины из-за связи с Сэмми было тому причиной, но она так стремительно бросилась к машине, что мы едва догнали ее.
На обратном пути вместо обычной бурной дискуссии в салоне царила мертвая тишина. Наконец Ада прошипела:
- Он продался англичанам.
После секундной паузы отец возразил:
- А мне кажется, он говорил очень хорошо. Правда, я не все понял: у него акцент. - Он произнес это сочувственно, словно проклятие британского акцента было еще одним поводом для третирования героев-эмигрантов. Ада хранила мрачное молчание. Когда мы высадили Круков у их дома, она лишь коротко кивнула на прощание. Алекс сказал:
- Пока.
На следующий день рано утром, когда мальчики уже ушли в школу, раздался звонок. Открыв дверь, Ада увидела на пороге Антона. Он был все в том же зеленом блейзере. В одной руке держал букет львиного зева, в другой потертый кожаный портфель. Прикрыв рот рукой, Ада попятилась.
- Можно войти?
- Конечно, входи, - пригласила она и повела его через кухню в гостиную с облупившимися обоями. Антон, впрочем, не замечал убогости обстановки, он не сводил глаз с Ады. Теперь настал ее черед неуютно поежиться.
- Понимаю, - сказал он, - ты, наверное, испытываешь неловкость, поэтому не будем об этом. Я знаю, что ты и все остальные подумали о моей лекции. Не важно. Сказал то, что сказал, дело сделано. Я слышал про Льва, мне очень жаль. Честно говоря, я гораздо лучше о нем думал. Война меняет людей. И эмиграция тоже. Меня она тоже, как видишь, изменила. Я продался британцам. Так люди говорят. Не самые плохие руки, чтобы отдать себя в заклад, если не потерять при этом закладной. В их культуре много прекрасного. Истинно прекрасного. А поскольку они о нашей практически ничего не знают, я порой даже испытываю некоторое чувство превосходства.
Теперь они сидели на диване. Он оглядел стены.
- И кто же этот художник?
- Мой сын Алекс.
- Неплохо, Ада. Никогда не знаешь, что из кого получится, пока не увидишь.
Ада заметила, что он изо всех сил старается избавить ее от неловкости, словно это она была у него в гостях. Но как поседели у него виски! Когда она видела его в последний раз, он был пылким юношей, полным литературных фантазий. Почему она боялась его теперь? Словно прочтя ее мысли, он сказал: