Что это было?
И тут нашелся ответ: Господи, ведь все просто, этот приступ проходит по тому же разряду явлений, что и музыкальный мститель, автобус, вагонная матерщина…
Мне стало на мгновение жарко, а потом сразу холодно. Так, значит, и я подвержен, и на меня иной раз накатывает! Нет, не надо на себя наговаривать.
— А куда мы едем? В другой зоопарк?
— Не совсем. Хотя можно сказать и так. Как минимум, обезьянник там есть.
— А-а, — заинтересованно сказала Майка.
Чтобы как-то развеять холод, все еще стоявший внутри, я затеял разговор:
— Скажи, а дядя Рудик бывает у вас в гостях?
— Нет.
Врет, наверно.
— Скажи, а ты давно учишься в этой школе?
— Полгода. Как Нина устроила, так и учусь.
Меня, не знаю почему, бесит эта манера называть родителей по имени.
— Как я понял, ты там на пятидневке?
— Да вот именно что. Чтоб дома не торчала.
— А на выходные…
— Я же уже говорила — Нина таскает меня то к тебе, то в кафе, то в редакцию к дяде Вадику. Он в воскресенье готовит выпуск на понедельник. Ему выгодно, он от тещи сбегает, и я тут же заодно болтаюсь.
— А дядя Вадик…
— И дядя Вадик не бывает у нас, и ты не бываешь, и Нина ни с кем из вас не спит.
Понятно.
Пробка. Радио. Я хотел найти музычку, но споткнулся о лихорадочный говорок корреспондента. Речь шла об интересном. В минувшую ночь в городе возобновилась деятельность «автомобильных вандалов». Пару лет назад, как бы в подражание парижским пригородам, прошла по Москве серия поджогов автомобилей. Но стоило тогда стихнуть арабскому примеру, как и наши свернулись. Все же, как ни крути, Париж до сих пор законодатель моды во всем.
Тогда, кажется, удалось найти пару впечатлительных недоумков, возбужденных заграничными кадрами. Прошлой же ночью, тараторил репортер, было уничтожено до сорока машин в Новогиреево, Кузьминках, Братеево, и, насколько можно судить, у милиции нет задержанных, даже и комментариев нет.
— Сколько же надо сжечь машин, чтобы не было пробок в Москве, — серьезно сказала Майка.
Мысль была правильная, но я не стал хвалить девочку, она и так явно сверх всякой меры горда собой.
— А чем она зарабатывает? — спросил я, когда мы все же осторожно тронулись.
Майка явно не поняла, что от поджогов мы вернулись к ее семейству.
— Нина по-прежнему стрижет, да?
— Меня стрижет, но салон-то у нее отобрали. И дачу отобрали. И другую квартиру, где ее отец жил.
— Дедушка?
— Дедушка, — согласилась Майка. — Старенький был сначала, а потом умер. Теперь живем все вместе.
Как меня раздражает детская речь. Они часто пропускают задним планом огромные куски смысла, считая их чем-то само собой разумеющимся, а ты додумывай. Вот что она сейчас сказала?