Этот вопрос заинтересовал Мишу, и он спросил об этом Василия Семёновича. Учёный подумал и ответил:
— Тут, по — моему, две причины. Петушки на яйцах не сидят, значит, во время гнездования защитная окраска им менее, необходима, чем курочкам. Вернее, совсем не нужна…
— Почему? — удивился Миша. — Ведь они гибнут из-за своих белых перьев! Вот и мой петушок…
— Он попался в зубы песцу, — продолжал Василий Семёнович. — Но его семья осталась цела. И только из-за того, что песец заметил его первого. Получается, что белая окраска петушка сыграла для птенцов большую роль…
— Да-а, выходит, так… — задумчиво проговорил Миша. — Он погиб ради жизни своих детей.
— Привал! — объявил мой проводник Иван Тульчин.
Он с видимым удовольствием снял с плеч увесистую котомку и бросил её на землю.
Впрочем, я сказал не совсем точно. Земли вокруг нас не было ни горсти. Мы стояли среди тундры, и во все стороны от нас тянулись лужицы, мох, скрюченные кустики, кочки. Зыбкий тундровый покров хлюпал и чмокал под сапогами, мох и карликовые кустики погружались в воду при каждом шаге. Правда, часто под нашими ногами чувствовалось что-то твёрдое, надёжное. Но мы знали, что это не почва, а лёд, вечная мерзлота.
Обрадовавшись давно ожидаемой остановке, я тоже снял рюкзак и осмотрелся по сторонам. Впереди, в десятке шагов от нас, тихонько звенел ручей. Сбегая с еле приметной возвышенности, он терялся среди бесчисленных лужиц и озёр. А дальше, насколько хватало глаз, тянулась всё та же плоская низменность, без единого холмика и бугорка.
Выбрав сухое место, Тульчин разжёг походную спиртовку и занялся приготовлением обеда. Я начал делать очередную запись в путевом дневнике.
В тундре было тихо. Стояла середина лета, и птицы уже не пели своих песен. Только назойливо жужжал гнус, тучами носящийся в воздухе. Но в тундре человек так привыкает к этому непрерывному жужжанью, что перестаёт его замечать.
Сидя на высокой кочке, я опустил на лицо сетку от комаров и углубился в свои записи. Проводник молча наблюдал за горящей спиртовкой.
Вдруг я почувствовал, как Тульчин легонько тронул меня за рукав.
— Смотри! — шепнул он, показывая на другой берег ручья.
Я поднял голову.
В десятке шагов от нас к ручью спускался куличок-плавунчик. Маленький, чуть побольше воробья, он то исчезал среди скрюченных кустиков, то, легко вскакивая на кочки, на минутку застывал на месте, беспокойно оглядываясь назад. Время от времени куличок посвистывал нежно и призывно: «Кюи… кюи!»
«Кого он зовёт?» — подумал я и в этот момент заметил трёх птенцов, гуськом ковыляющих за папашей. Они забавно переваливались с лапки на лапку и никак не успевали за проворным отцом. Плавунчик терпеливо дожидался своих детей и, не давая им передышки, вёл ближе и ближе к ручью.