— Я просто хотела узнать, как она себя чувствует, — извиняющимся тоном проговорила Луиза в ответ на его удивленный взгляд. — У нее был больной вид… Она просила не тревожить вас, но вы сами позвонили вниз и приказали принести вам кофе, вот я и решила заодно узнать…
— Она? О ком ты говоришь, Луиза?
Он все еще ничего не понимал — а может, не хотел понимать…
— Я говорю о Веронике. Разве она не поднималась к вам? — недоуменно спросила Луиза.
Габриэле затаил дыхание. То, о чем он подумал сейчас, было слишком чудовищно, и он поспешил отогнать от себя эту мысль… Нет, нет, не может быть. Вероника не могла появиться здесь сегодня утром. Когда угодно, только не сегодня утром.
— Ты… ты хочешь сказать, что видела ее? — с запинкой выговорил он — и не узнал звука собственного голоса. — Но когда, Луиза? Когда она приходила?
— Около половины восьмого, — ответила ему кухарка. — Она сказала, что сразу же поднимется к вам. Я была уверена, что она уже давно здесь…
С порога спальни донесся приглушенный стон. В дверях стояла Констанс. Она уже успела одеться — на ней было ее воздушное зеленое платье. Лицо ее было белее мела. По всей видимости, она слышала последние слова Луизы.
Он и Констанс обменялись долгим взглядом. Оба поняли, что произошло. И то, что произошло, было слишком ужасным, чтобы они нашли в себе силы говорить об этом вслух.
Констанс разрыдалась, прижавшись спиной к дверному косяку. Ее рыдания вывели Габриэле из оцепенения.
— Она не могла уйти далеко! — закричал он, срываясь с места. — Она должна быть где-то поблизости! Я ее найду!
Босиком и в одной пижаме, он выбежал из спальни. Перескакивая через ступеньки, бросился вниз по лестнице, выскочил во двор и через считанные секунды уже открывал дверцу своей белой «феррари», припаркованной в начале подъездной аллеи. Ключи, к счастью, оказались на месте — на приборном щитке, там же, где он оставил их, когда пользовался этой машиной в последний раз.
В тот раз он отвозил Веронику в Чампино[10], чтобы посадить на свой самолет. Тогда он не мог знать, что ее поспешный отъезд положит конец всему — их счастью, их любви, ее вере в него… Теперь он знал, что Вероника потеряна для него навсегда. Она не поверит ни единому его слову — было бы безумием на это надеяться.
Не надежда, а скорее тревога заставила его кинуться на ее поиски. Он сейчас желал лишь одного: найти ее и убедиться, что с ней все в порядке. А потом… Потом она сама будет решать, как ей распорядиться своей судьбой, — своей и его судьбой тоже. Он не станет удерживать ее возле себя, если она больше не захочет быть с ним. А она этого не захочет. Вряд ли она питает теперь к нему какие-либо чувства, кроме презрения и ненависти.