Елена Малышева! Подумать только! Бабушка только и делала, что рассказывала, что «рекомендовала», а чего «не рекомендовала» Малышева в очередной программе.
И еще Марину раздражало, что он так все разложил по полочкам – вот это любовь, вот это «истероидная реакция», страсть скрутила мозолистой рукой!
Еще три дня назад он стоял перед ней, слегка согнувшись в пояснице, и предлагал пластмассовую зажигалку, а она была как Снежная королева – недоступная, отстраненная, холодная, в шляпе из итальянской соломки и платье а-ля «рюсс пейзан».
Мама права – ни в коем случае никого нельзя «допускать до себя». «Допущенные» немедленно наглеют и садятся на шею.
– Мне нужно вернуться в номер, – холодно сказала она.
– Как угодно, – тут же отозвался Тучков Четвертый. – Может быть, пройдем… над рекой?
Над рекой так над рекой, шут с ним.
И все, все! Больше ни за что она не станет с ним любезничать и вообще разговаривать не станет, не то что целоваться, пусть идет к своей Малышевой и…
– Смотри!
Марина схватила Федора за руку.
Над обрывом, по самому краю, степенно вышагивали лошади, выступив из-за деревьев. На спинах у них покачивались отдыхающие. Некоторые сидели, судорожно вцепившись в поводья, другие, наоборот, расслабленно и свободно. Какой-то мальчишка – маленький совсем! – сидел в седле впереди отца, и они держали поводья вместе. Большие руки, а сверху маленькие замурзанные ручки. Мальчишка подпрыгивал от счастья и все время оглядывался и верещал, а отец наклонялся, причем видно было, что наклоняться ему неудобно, и что-то говорил ему в макушку. Третьим от конца был Вадим.
– Она рыдает, – задумчиво проговорил Федор Федорович, – а он катается. Занятно.
Марина рассматривала лошадей, и ей было все равно, что именно он говорит.
– Федор, а мы можем покататься?
– Ну, конечно.
– Ты уверен?
– Ну, конечно.
– А это… трудно?
– Нет. Они же шагом идут.
Лошади прядали ушами, встряхивали гривами. Марина не могла оторвать от них глаз. Почему-то никогда раньше ей не приходило в голову, что лошади – это так красиво!
Самая первая черная – или как надо говорить? Вороная? – которую вел в поводу хрупкий юноша в джинсах и кепочке, стала поворачивать обратно к лесу. Все остальные двинулись за ним.
– Так не слишком интересно кататься, – констатировал Федор Федорович. – Но для первого раза, конечно, можно. Впрочем, для первого можно и на плацу.
В следующую секунду что-то случилось.
Лошадь Вадима вдруг взвилась на дыбы. Марина ахнула. Закричал мальчишка, который сидел впереди отца. Юноша в кепочке еще только поворачивался, бросив поводья, а лошадь Вадима все сильнее молотила в воздухе передними ногами и злобно и коротко ржала.