Дю Бук кроил воздух клинками даги, пускал в ход копье — и все напрасно. Фидалго, вспомнив уроки китайского шифу, был, как змея, вернее, как текущая вода. Иногда он пользовался щитом, но больше уклонялся и быстро перемещался по загородке, ставя этим своего противника в неловкое положение; а когда ему все же приходилось отбивать удар коварного в опытных руках оружия, его шпага оказывалась на удивление проворной, и только броня спасала молодого рыцаря от ранения, а то и смерти. У Иоанна Васильевича в глазах горел огонь; его так увлекло захватывающее зрелище, что он даже наклонился вперед, словно ему самому хотелось вскочить на ноги и присоединиться к поединщикам.
Но вот наконец Фернан Пинто дождался момента, на который надеялся с самого начала судебного поединка. Он сумел развернуть Андрэ дю Бука так, чтобы солнце било тому прямо в глаза. Конечно, опытный воин — а рыцарь и был таким, несмотря на молодость, — сразу сообразил, чем это ему грозит, и постарался побыстрее уйти с неудобной позиции, но не успел. Пинто нащупал под кафтаном привязанный к поясу мешочек с тем самым песком, который он вчера так усердно превращал в мельчайшую пыль, зачерпнул полную жменю, и швырнул ее прямо в лицо Андрэ дю Бука. Из-за солнечных лучей фигура Пинто как бы растаяла в золотом мареве, и тайный тамплиер не успел среагировать на этот коварный прием. Пыль проникла через решетчатое забрало, засыпала юноше глаза, и он на какое-то время ослеп.
Это фидалго и нужно было. Увернувшись от неуклюжего выпада копьем, наобум, он перехватил руку противника с дагой, сделал подсечку ногой и бросил Андрэ дю Бука через плечо. Молодой человек упал на расчищенную от снега мерзлую землю с таким грохотом, словно рассыпался целый воз железа. Падение ошеломило его; он задрыгал ногами, как жук, которого перевернули на спину, а затем попытался встать.
Но не тут-то было. Фернан Пинто бросился на него, как коршун, придавил к земле, и в его руке появился кинжал. Это был конец для молодого рыцаря. Толпа, до это свистевшая и кричавшая на все голоса, вдруг затихла, и в оглушающей тишине люди услышали, что говорит Андрэ дю Бук:
— Мизерикорд! Мизерикорд![71]— молодой человек перед лицом неминуемой смерти заговорил по-французски.
Дю Бук и сам не понял, как получилось так, что он запросил пощады. Это был позор для рыцаря, канувшего в небытие Тампля, но жажда жизни заглушила все остальные чувства — юноша не хотел умирать. Так бывает даже с самым закоренелым преступником, отнявшим многие жизни, который бахвалился, что не боится никого и ничего. Но когда приходит его смертный час, он часто превращается в безумное от страха животное и молит оставить его в живых.