Фидалго знал, что может преспокойно убить своего противника — условия поединка «не на живот, а насмерть» позволяли сделать это безбоязненно. Но он медлил. Подняв голову, Фернан Пинто заметил, как смотрит на него Стефан де Мулен. Казалось, что он сейчас присоединится к юноше и крикнет: «Мизерикорд! Пощади, Христа ради!» Краем глаза португалец заметил и выражение лица Иоанна Васильевича. Оно точно не предвещало ему ничего хорошего. Царя явно был не на его стороне.
Фернан Пинто криво улыбнулся, забрал из ослабевших рук молодого человека дагу, поднялся и низко поклонился великому князю Московскому. По рядам опричников, которые до этого тихо роптали: «Не по правилам, не по правилам!.. Пошто глаза песком засыпал?!», пронесся дружный вздох облегчения. А Стефан де Мулен отшатнулся назад и постарался спрятаться за спинами черноризцев.
Царь встал, перекрестился и торжественно молвил, указав перстом в небо:
— Господь рассудил! Вины на тебе, Федор Даниилович, нет!
Ответом ему стали радостные крики праздного люда.
Затем Иоанн Васильевич спустился с помоста и пошел в Покровскую церковь — помолиться. Многие — те, кто был поближе, — пали ниц. За царем-игуменом потянулись и опричники-черноризцы — ближний круг. Площадь быстро опустела, но по домам никто и не думал расходиться. Все высыпали на берег реки Серой, где прямо на открытом воздухе пекли блины, пили горячий сбитень, а на льду кружились карусели и начались кулачные бои один на один. «Сырная седмица» — Масленица все еще досыта кормила и веселила русский народ, у которого так мало было причин и возможностей для веселья и радости.
Глава 11. Дорожные приключения
Ехать решили с утра пораньше — в пятом часу. Несмотря на обещание Крапивы оставить их в покое, Глеб все равно ощущал какое-то беспокойство. Он с детства отличался даром предвидения, пусть и не очень ярко выраженным. Возможно, этот дар перешел к нему от прапрадеда, донского казака; вот тот, как гласила семейная легенда, и впрямь был едва не пророком. По крайней мере прапрадед (его звали Савва), занимаясь грабежом древних могил, ни разу не попался царской полиции. Он всегда успевал уйти из раскопа до того, как туда нагрянут архаровцы — так народ прозвал полицейских.
Мало того, Савва Тихомиров немало покопался и в Египте, откуда сумел вывезти много золотых украшений из гробницы древнеегипетского вельможи, придворного фараона Аменхотепа. Это его деяние было вообще «песней» российских искателей сокровищ. Прапрадеда вся эта анархическая братия просто обожала.
Именно благодаря прапрадеду клан потомственных кладоискателей Тихомировых сумел сохранить многое из того, что его представители накопали не только в пределах России-матушки, но и за рубежом. Когда началась война 1914 года, прапрадед собрал всех родичей мужского пола (а среди них не было ни извозчиков, ни рабочих, ни тем более купцов или приказчиков — все были своего рода «подпольщиками», грабителями могил) и сказал: «Хотите продолжить свой род и выжить — не транжирьте золото и драгоценности и не переводите металл в бумажки. Спрячьте золотишко подальше — до лихой годины. А она скоро наступит, от силы через три-четыре года».