В жаркий июльский день от прудов перед святилищем богини веяло прохладой. Густая тень манила забыть о будничных заботах и сосредоточиться на вечном.
Несмотря на лето, просителей у Сораты было много. Не все уехали к морю, греться на солнце. Эллина пристроилась в торце пруда, достала заготовленную мелочь и, оглядевшись, на пару минут отрешилась от мира.
Гоэта опустила ладони на мраморные бортики, коснулась камня лбом. Шёпот её молитвы слился с чужим бормотанием.
Движение руки - и медяки медленно опустились на дно, унося с собой просьбу Эллины. К работе она не имела никакого отношения. Оставалось надеяться, Сората её услышит.
Гоэта поднялась, развернулась лицом к святилищу, сотворила храмовый жест и поклонилась.
Взгляд упал на группку людей, сгрудившихся возле плакучей ивы. Кажется, они кому-то внимали. Так и есть - в центре стоял мужчина.
Заинтересовавшись, Эллина подошла, прислушалась.
- Я прав, что бы ни говорили поборники двойной морали, - пафосно заявлял бородатый мужчина, по виду - горожанин, а не сельский житель. Одет он был чисто, но старомодно. Гоэта хмыкнула: это ж надо так не следить за окружающей жизнью! Можно подумать, он лет десять из дома не выходил.
- Посмотрите, что проповедуют эти люди? Действуют ли они по заветам Сораты? - с жаром воскликнул мужчина. Сделал паузу, обвёл горящим взглядом собравшихся и продолжил спокойнее, медленнее: - Я, обычный человек, верящий в добро и справедливость, вдруг меня заклёвывают стервятники. За что?
Эллина вздрогнула от выкрика, полного праведного гнева. Как будто говоривший силился сделать так, чтобы все вокруг разделили его возмущение.
- За то, что посмел возразить, будто аморальные поступки, противные заветам богов, - всего лишь житейская изворотливость- с надрывом продолжал мужчина. Очевидно, чрезмерным, потому что первые ряды поспешили отступить, ошеломлённые таким напором. А проповедник упивался своими речами, плюясь слюной, всё повышал и повышал голос: - Они смеются, называют меня чудаком - и оправдывают творимые беззакония, издеваются над постулатами веры и лицемерят даже здесь, в храме. Предать, разделившего с тобой еду, донести на соседа, злоумышлять против гостя, которого однажды пустил на порог, - разве это не есть зло?
Мужчина на минуту замолчал, оглядывая слушателей. Ухватил одного из них за руки, заглянул в глаза, настойчиво требуя поддержать свои воззрения. Однако люди предпочитали безмолвствовать. Задние ряды и вовсе потянулись к воротам.
- Они утверждают, это во благо, но мне противно их благо. Хочется, чтобы богиня покарала нечестивцев. Разве ни друг навеки тот, кто попросился на ночлег? Разве можно обмануть его, не помочь ему, думать о своей корысти? Вместе в горе и в радости, спина к спине. И разве можно слушать врага или преступника, как делают наши государственные мужи и блюстители закона? Их надлежит уничтожать, не вступая в разговоры. Заговоривший с врагом - предатель.