Хотел бы он теперь, чтобы эта идея никогда не приходила ему в голову — потом он подумал, что спортивные брюки уже стали слишком узки ему в поясе, глубоко вздохнул, сделал несколько приседаний, чтобы размяться, и заметил, что швейцар с любопытством наблюдает за ним из натопленного вестибюля. Патнэм помахал ему — он гордился, что со всеми поддерживает хорошие отношения, — несколько секунд пробежал на месте, дабы продемонстрировать свои благие намерения, а затем двинулся к таверне Грина, откуда обычно начинал свою пробежку.
Он свернул за угол, улыбнулся, миновав женщину, прогуливавшую собак, пунктуальную, как обычно, с полдесятком лабрадоров и золотистых ретриверов, и напомнил себе, как делал это каждый день, что с нее можно было сделать отличный снимок, потом задержался на Шестой улице у светофора. Глянул на заголовки «Нью-Йорк таймс» за стеклянным окошком газетного киоска-автомата на углу, где стоял ожидая, когда зажжется зеленый свет, и окаменел.
Чтобы разглядеть первую полосу, ему пришлось нагнуться. Стекло было грязным — кто-то уже нацарапал на нем фломастером: «Уберите богачей с наших загривков», — но все же можно было распознать, что на него с газетной страницы смотрит до боли знакомое лицо отца, сияя улыбкой, которая, как верили многие некоторое время назад, способна была привести его в Белый дом, если бы только он достаточно сильно этого захотел.
В те времена фотография отца на передовицах центральных газет была обычным явлением и как правило сопровождалась статьями о Фонде Баннермэна в разделе «Искусство и досуг». Но теперь Пат (так Патнэма называли в семье) знал лишь одну причину, по которой фотография могла появиться на первой полосе.
До него дошло, что вчера он не прослушал сообщений на автоответчике — эта мысль мелькнула у него, когда он ложился спать, но он сознательно отмахнулся от нее.
Пат машинально потянулся туда, где должен быть карман, но, конечно, на спортивном костюме его не было. Он не брал с собой денег на пробежку — только ключ, висящий на шнурке вокруг шеи. Он подумал, что может занять тридцать центов у собачницы, но она уже исчезла за углом.
Мгновение он размышлял об анекдотической ситуации — Баннермэн вынужден стрелять мелочь у прохожих! Он оглядел улицу, но никого не было видно, даже швейцар куда-то ушел. Попытался открыть дверцу автомата, но та была прочно заперта. Пнул ее. Снова ничего не произошло — все было предусмотрено именно для таких случаев.
— Черт! — выдохнул он. Обхватив автомат руками, он приподнял его и удивился, как это тяжело сделать. Он сжал автомат в своих медвежьих объятиях и, пригнув колени, приподнял его до уровня плеч. Пыхтя от напряжения, Патнэм бросил автомат на тротуар, и стеклянная дверь разбилась, вывалив на улицу имеющиеся в нем экземпляры «Таймс». Таксист притормозил посмотреть что происходит и, бросив из окна единственный взгляд на потного, краснолицего, небритого мужчину, разбивающего уличный газетный автомат, под визг шин поспешил прочь от возможных неприятностей.