Мензер скрестил руки на груди, как бы обнимая себя, и яростно заморгал, на некоторое время забыв про то, что этот братец сделал с его запястьем. Моргал он затем, что знал: слезы помогут вымыть из глаз остатки этой химии. Кожа вся горела. И жутко чесалась. Поэтому Мензер и старался держать себя в руках. Если дать себе волю, искушение разодрать лицо будет слишком велико. И тогда раздражение распространится еще шире. И глубже, заберется под кожу. И боль станет еще страшнее.
Вот он и стоял в кабинке, весь дрожа и скрестив руки на груди, пытаясь успокоиться, несмотря на затрудненное дыхание. Так всегда бывает от воздействия этих химических спреев. От них все огнем горит. Глаза. Носовые пазухи. Дыхательные пути. И если под рукой не найдется нейтрализующих средств – пакетика «Алка-Зельцер» или, скажем, магнезии, тогда единственный выход из положения – просто ждать, пока самое худшее не пройдет само собой. Минут десять, если повезет. И тридцать, если нет.
Мензер решил, что прошло уже минут восемь. Но жжение и чесотка и не думали уменьшаться. Глаза ужасно жгло и резало. Из носа текло. Легкие так сжало, как будто на грудь уселся кто-то очень тяжелый.
Одежда была совершенно мокрая. Ледяная вода стекала по шее за шиворот, пропитывая свитер. Стекала и ниже, мочила штаны и попадала в ботинки.
Мензер прилагал все силы, чтобы как-то отвлечься. Загрузить мозги чем-нибудь другим. Подумать.
Боль заставила его думать очень быстро. Она подгоняла мысли точно так же, как заставляла быстрее и чаще дышать. И Мензер пришел к целым трем выводам.
Первый: он недооценил братца и не может себе позволить повторить эту ошибку.
Второй: нужно срочно позвонить и узнать, как там эта девица. Хватит уже допускать ошибки и неверные действия. Нужно удостовериться, что она под надежной охраной и за ней тщательно наблюдают.
И третий: нужно добыть то, чем разжился здесь этот клятый братец. Прежде всего нужно найти его. Заставить его обменяться. Ясно дать ему понять, что это для него единственный выход – уступить и подчиниться.
И единственное, что Мензеру осталось придумать, это способ, с помощью которого он наилучшим образом сумеет осуществить все эти три вещи.
Мой фургон куда-то ехал. Он дергался и мотался подо мной. Я слышал рокот мотора, чувствовал вибрацию сквозь тонкий дощатый пол. На полках и в гнездах, что я приделал к бортовым панелям салона, дребезжали мои инструменты. Задняя грузовая дверь и боковая сдвижная дверца тоже дребезжали. Подвеска скрипела, стучала и подбрасывала машину на ухабах. Мое больное плечо стукалось о толстую металлическую переборку, которая отделяла грузовой отсек от пассажирских сидений.