– Но они сами тут были замазаны, – процедил я сквозь стиснутые зубы.
– Я ведь это только теперь узнал. Тогда-то я этого не знал. Поэтому то, что они мне сказали, выглядело вполне разумно. Это объясняет, почему Лора так зациклилась на идее, что ей надо исчезнуть. К тому же она уже была мертва. И я не мог вернуть ее обратно. Я вообще ничего не мог предпринять.
Вот тут Шиммин был не прав. Он много чего мог бы сделать. Мог бы усомниться в истории, которую ему преподнесли. Мог бы восстановить справедливость в отношении моей сестры. Мог бы более тщательно расследовать обстоятельства моей аварии на мотоцикле и исчезновения Лены, а не прятать голову в песок.
– Значит, вы нам лгали, – констатировал я. – Скрывали правду.
– Я старался защитить вашу семью.
– Вы просто жалки! – заметил я. – Лоре вообще не следовало к вам обращаться!
Это я еще только разогревался. Но тут внизу раздался какой-то шум, и я замолчал. Стукнула, распахнувшись, парадная дверь, потом приблизились чьи-то осторожные шаги.
Шиммин, однако, успел торопливо заметить:
– Ты сидишь по уши в дерьме, парень. Один труп в коттедже. Еще один здесь, у тебя в кухне. А они непременно сюда заявятся. Ребята из секретных служб, я про них говорю. Эти двое действовали не одни, могу спорить на что угодно.
По лестнице поднялась Ребекка. Нос у нее был заклеен лейкопластырем. Ссадины и царапины намазаны антисептической мазью. На ней была мешковатая ярко-зеленая майка с коротким рукавом. Должно быть, мама ее снабдила.
Мне сразу стало понятно, что она слышала слова Шиммина. И я видел, что Льюис быстренько просчитывает сложившуюся ситуацию. Она бросила взгляд на труп, лежащий на полу кухни, потом подошла к кофейному столику. Открыла удостоверение этого типа, изучила его. Издала горлом некий звук, словно вовсе не удивилась тому, что увидела. Потом раскрыла кожаный бумажник Мензера. Приложила к уголку губ.
– Ну и что вы предлагаете? – спросила она Шиммина.
* * *
Я отвалил сдвижную дверь фургона, и Лукас заморгал от ворвавшегося внутрь дневного света. Он лежал на боку, пристроив голову на сложенные стопкой резиновые коврики. Кожа на лице покраснела и распухла вокруг полоски липкой ленты, которой ему заклеили рот.
– Вытаскивай его оттуда, – велел Шиммин. – И срежь с него эту ленту.
Я влез внутрь, взял один из рабочих ножей и перерезал связывающие Лукаса путы. Начал с ног, потом перешел к рукам. И закончил, содрав ленту со рта. Из губы у него текла кровь. Но ничего серьезного.
Я заставил Лукаса сесть в дверях фургона, чтобы он немного размял ноги и разогнал кровь по онемевшим рукам. Он не произносил ни звука, даже когда Шиммин снова завернул ему руки за спину и застегнул на запястьях наручники. Кожа у Лукаса была совершенно обесцвеченная и сморщенная в тех местах, где ее стискивала липкая лента.