Надежда не знала, потому что этот район не знала вообще, но кивнула. Потом поколебавшись спросила:
— Отец Иоанн, понимаете, с моей родственницей случилась большая неприятность. Даже, наверно, беда. И беда эта связана с этим самым центром. Ее обвиняют в немыслимых вещах, а доказать свою невиновность она никак не может. Я сюда пришла, чтобы хоть что-то разузнать, все равно что, вдруг это ей поможет. И ничего разузнать не смогла, потому что те, кто рядом на этаже работают, ничего друг про друга не знают, а больше спрашивать не у кого.
— Сколько лет вашей родственнице? — отчего-то спросил отец Иоанн.
— Пятьдесят девять, кажется. Нет, пятьдесят восемь. А при чем ее возраст? Почему вы об этом меня спросили?
— Она кого-нибудь обидела? Причинила вред? — не отвечая Надежде, продолжил допытываться дьякон Иоанн.
— Она… Ее в убийстве подозревают. Я хочу, чтобы ее оправдали. Священник молчал. Потом, не поднимая глаз на собеседницу, спросил:
— Вы что же, в нашу полицию не верите? Они должны разобраться. У них и возможности другие, не такие, как у вас, и люди там — профессионалы. Зачем вы хотите вмешаться?
— Полиция уже все про нее решила, мне кажется.
— Так может, и правильно, что решила?
— Может, и правильно, — потеряв весь задор, бесцветным голосом проговорила Надежда. — А может и неправильно. Я должна попытаться.
Отец Иоанн стоял, задумавшись, и неторопливо перебирал в широких рукавах рясы нитяные четки. Потом произнес негромко:
— Та женщина приходила не на исповедь, а за советом. Значит, тайны исповеди я не нарушу. Ее уже нет в живых, а вашей родственнице мой рассказ, возможно, чем-нибудь и поможет. Правда, не знаю, чем. Что ж, слушайте.
Неделю назад, когда дьякон, отслужив панихиду, вышел из храма, собираясь зайти в трапезную, а потом отправиться в келью, чтобы передохнуть до вечерней службы, дорогу ему заступила женщина, ярко одетая, ярко накрашенная, с непокрытой головой и блестящими глазами. Дьякон приостановился в ожидании вопроса, потому что было понятно, что она хочет задать вопрос. Такое случалось время от времени, и недавний выпускник духовной семинарии отец Иоанн относился к беседам с нецерковными очень серьезно, никого от себя просто так не отпускал, стараясь разобраться в тех проблемах и недоумениях, которые подтолкнули человека искать совета в православном храме.
Женщина спросила: «А правда, что если я продала свою душу, то тот, кто ее у меня выкупил, сможет в любой момент ее изъять?»
Дьякон тут же насторожился, решив, что в округе образовалась новая иррациональная секта, однако сдержанным тоном попросил уточнить, что она имеет ввиду — как это так она продала душу? Кому? Самому прародителю зла?