Да, пока молодой. И я тоже думаю, почти что так же, как эта древняя старушка. Только вот стал я так думать, когда сам состарился, пока же был молодым, то думал по-другому. А что я думал тогда? Сейчас уже и не вспомнить. Слышу и иные ответы на свой вопрос, про иное читаю в книгах. Вот, в одной книге прочел, что счастье — рыба в неводе: тянешь невод — вроде бы тяжело, а вытащишь — ничего и нету. В другой книге прочитал про птицу счастья. Нашли ее детишки, в дом принесли, посадили в клетку, а птица почти что сразу же улетела. Обе эти мысли — про рыбу в неводе и про птицу — показались мне очень близки друг другу и близки мне. Ведь вправду получается, что счастье — это часто то, к чему ты стремишься, а когда только достигаешь этого, то уже нужно что-то другое, какая-то иная цель, достойная называться счастьем. Странникам это хорошо знакомо, путешественникам нашим. Вот идут они куда-то, даже зная, куда. Видят цель, мечтают о том, чтобы цели этой достичь. И вот приходят к ней, достигают ее. И тут оказывается, что достижение цели не сделало странника счастливым. Что же делать? Идти дальше. Идти в поисках невода, полного рыбы, в поисках той самой птицы счастья. Так и идут по миру те самые странники — странные, очень странные люди. Ищут счастья, но найти никак не могут. Да что там говорить, если я сам из таких вот людей, бредущих куда-то вечно в этой мировой бесконечности. Ну да речь сейчас и не обо мне вовсе. Ведь бреду по миру я не в поисках собственного счастья, а в поисках ответа на вопрос. Ищу его и не нахожу.
Раз довелось мне встретить художника. Художника не богатого и не знаменитого, самого простого художника, которого только и можно себе представить и каковых великое множество ходит по нашим дорогам. Мы вместе зашли в придорожный кабачок, съели яичницу с сыром, выпили по чашке черного чая, а потом, когда наш завтрак был завершен, я спросил у своего собеседника, что такое счастье. Ни секунды не задумываясь, художник ответил мне:
— Счастье мое — это мое творчество. Когда еще только задумываю я, какую картину буду писать, — я счастлив, когда готовлю холст — я счастлив, когда смешиваю краски — я счастлив, когда наношу первые штрихи — я счастлив, когда погружаюсь в работу — я счастлив, когда довожу картину до ума последними штрихами — я счастлив… Но более всего счастлив я, когда полотно закончено. Я смотрю на свое творение, и нет на всем свете в такую минуту человека, который мог бы сказать о себе, что он счастливее, чем я.
Замолчал художник, даже чуть прикрыл глаза от наслаждения. Но потом будто переменился весь, напрягся, сжался, даже пот на лбу его выступил. И продолжил мой собеседник речь свою: