— Ничего интересного.
— Я тебе не верю, — откликнулся Мак, поднося к губам чашку и дуя на горячую жидкость.
— Придется попытаться… — произнесла она сквозь зубы, принимая чашку от Вивьен и натянуто ей улыбаясь.
— О’кей, тогда я попробую догадаться. — Мак глотнул чая.
— Лучше не надо.
— Э-э… Ты модель?
— Модель? — Она резко повернулась, глядя на него с изумлением. — Ты совсем спя… — и запнулась, поймав осуждающий взгляд Вивьен, которая вместе усаживалась с Робом на другом конце стола. Нужно следить за собой. Вивьен много проработала в начальной школе и при обучении взрослых применяла те же принципы, что и к семилетним. А это означало, что на «спятил» было наложено табу.
— Прости, Мак, — пробормотала Джулия. — Я не слишком хорошо себя чувствую.
— Да ладно. Но я вовсе даже не спятил. Это разумное предположение. У тебя подходящие лицо и фигура для этого. Ты вполне могла бы быть моделью. Ты никогда не пробовала ничем таким заниматься?
— Нет. Я просто была маленькой девочкой, а потом выросла. Вот и вся история моей жизни.
Мак замолк. Джулия уставилась на дрожащее отражение своих глаз в чашке чая, не переставая удивляться, как Мак мог оценить ее фигуру под тремястами ярдами вязаной шерстяной пряжи. При таком раскладе маловероятно, что Мак к следующей неделе достигнет каких-то успехов. Если продолжать сваливать свое плохое настроение на его голову, будет удивительно, если он вообще досидит до конца сегодняшнего занятия. Ей следует уделить ему немного больше внимания. Каким бы невозмутимым он ни пытался казаться, учеба требует от него значительных усилий.
К беседе Вивьен с Робом подключились и другие. Джулия услышала, как Бренда, плотненькая краснощекая женщина, словно сошедшая со страниц «Уэссекских историй» Харди, выпалила:
— Чем ты занимаешься, Роб?
— Э-э, я в магистратуре. В Универе. Правда, боюсь, что моя специальность может показаться несколько эзотерической.
Джулия подметила недовольство Вивьен. Неписаным правилом здесь было использовать как можно более простой словарь, чтобы не создавать лишних проблем некоторым из учеников. Вот и сейчас в глазах Ширани, чьим родным языком было наречие урду, промелькнула растерянность.
— Что же ты изучаешь? — поинтересовался Мак, потянувшись на стуле.
— Неизвестного писателя восемнадцатого века. — Роб удовлетворенно кашлянул, словно чувствуя, что аудитория уже покорена. — Я изучаю творчество писателя, о котором никто никогда не слышал, и редактирую книгу, которую никто никогда не будет читать.
— Чертовы студенты, — едва слышно буркнул Алек, уткнувшись носом в чашку.