Христос явно не благословлял этих недоносков. Их предки наверняка были тупыми рабами у монголов и своих бояр. Они цеплялись за свои кладовые, как будто сами их нарисовали, как будто над ними по-прежнему стоит господин, который приказал охранять свои сокровища. Они не чувствовали себя хозяевами своей страны и своих сокровищ. Типичные представители российской культуры. Словом, эти жадины не желали поделиться, в чем всякий раз убеждались зарубежные партнеры Эдика, когда пытались провернуть бабки помимо Российского музея, напрямую с эрмитажниками. Самые такие доверчивые партнеры, готовые поверить даже эрмитажникам.
Так что у питерцев ничего не получалось. Нельзя сказать, чтобы это походило на бойкот. Их вроде и не избегали. И по телефону им отвечали иногда. И факсы ихние иногда не терялись. Да и секретарши директорские только через раз спрашивали, где находится Петербург и кто такой Эрмитаж. Но деньги сделать у питерцев как-то не получалось. Нет, и выставки проходили, и туристы приезжали, так что питерцам по-прежнему хватало на бензин для ихних Жигулей, но вот Линкольн купить или там Роллс-ройс, на которых ездит вся мировая культурная элита, никак не получалось. Это Эдика на Роллс-ройсе в аэропортах встречают, питерцев никто не встречал, такси для кого существует? На фиг кому не нужны замшелые питерцы, которые, наверное, и мать родную не продадут, какие деньги не предлагай, в не то что кусочек Родины в виде картины. Недоразвитые, отстали от времени, жертвы застоя. Да и многие зарубежники догадывались о причине злосчастий, упавших на Российский музей, спецы в конкурентной борьбе, которая между Питером и Москвой аж до бойкота едва не дошла. Как иметь дело с такими людьми, которые прибегают к таким нецивилизованным грязным методам, как правосудие?!
Так что Эдик вовсе не собирался валяться у питерцев в ногах. Борьба продолжается. Пусть его зажали в угол. Но он россиянин, чьих предков благословил сам Христос. Он сметет все преграды и вырвется. Питерцев явно благословил только плевок пьяной акушерки в грязном роддоме.
— Эдуард Максимович! — обрадованный голос Макарова звучал с нотками беспокойства, как у нашкодившего школьника. Эдик никогда раньше не звонил по этому телефону, номер которого Макаров напоминал почти при каждом своем звонке. — Рад, что вы, наконец, позвонили. Что-то случилось?
— Вы мне, помнится, помощь предлагали, Александр Ильич, — доброжелательно сказал Эдик. — В решении моей проблемы. Это что, вежливость? Или вы действительно сможете ее решить? Вот что я хотел узнать.