В конце приема, когда присутствующие уже потянулись к распахнутым из зала дверям, к изрядно набравшемуся Эдику снова подошел Президент. И снова взял под локоток. Но не так цепко, как в первый раз. Чуть-чуть, вежливо, по привычке.
— Кстати, Эдуард Максимович, я чуть не забыл передать одну просьбу. Недавно был с визитом в Лондоне, где снова услышал ваше имя. От английской королевы. Она купила одну из ваших копий, Ренуар. Его поклонница и собирательница, знаете ли. Качество высочайшее, конечно. Если б эксперты Сотбис не заверили ее, что это копия, она приняла бы ее за оригинал.
— Стараемся, господин Президент, — с солдафонскими интонациями ответил Эдик, и Президент помрачнел.
— Вы обиделись, я вижу. На вашем месте я бы «спасибо» сказал.
— За себя я могу и сказать спасибо, но мне за державу обидно.
— Мне тоже, — мрачно сказал Президент. — Но вы сначала прикиньте всю ответственность на моих плечах. А потом…
— Я вам верю, господин Президент, — официально сказал Эдик. — Так что просила ваша знакомая? Еще одного Ренуара?
— Копию Ренуара. — Президент не смотрел на Эдика.
— А еще? Никто ничего не просит? Заодно бы уж…
— Просят, просят… — сдержанно сказал Президент. — Но…они обойдутся.
— Сделаем Ренуара, господин Президент, — заверил Эдик.
— Я имею в виду не по аукционной цене. По себестоимости. — Президент по прежнему смотрел куда-то в сторону.
— Как скажет. Мне теперь по фигу. Порадую старушку. Кстати, господин Президент, Кремль не надо отреставрировать?
— Валяйте. Мне тоже по фигу, — сказал Президент.
— Я серьезно. Руководить реставрационными работами я мог бы и из-за границы.
— Я тоже серьезно. Правда, такие вопросы решаю не я, а Правительство, но если я поставлю такой вопрос…хотите?
— Договорились, — сказал Эдик.
ГЛАВА 40. Секретарша для Лондона
Подготовка к отъезду заняла больше времени, чем прикидывал Эдик — тем более что уезжать не хотелось — и еще больше, чем можно, по мнению свыше, так что через неделю после награждения в кабинет Эдика ввалился генерал-лейтенант Кротов, присланный специально для разрешения всех проблем и заморочек, связанных с отъездом.
Официально отъезд считался служебной командировкой для повышения образования и работы в Британском музее сроком на три года, с отрывом от прежней руководящей работы, поэтому необходимо было передать в другие руки все дела, которые требовали постоянного присутствия. Неофициально же, на реальном уровне, все понимали, что человек, сдергивающий за рубежи на клеевую работенку, навряд ли вернется обратно.
Первым делом он пересадил Людочку с секретарского места на директорское, исполняющей обязанности, как она не сопротивлялась грубому насилию, и как не отговаривали руководящие друзья из Министерства культуры, один из которых, самый руководящий, даже сказал в порыве откровенности: