Услышав о доверии и расчетах «черным налом», собеседники переглянулись. Если до этого у них могли оставаться сомнения — где именно находится Международный Торговый Синдикат-33, то теперь они исчезли. Мистер Уэстлейк твердо заявил, что, по его мнению, МТС-33 находится в Венесуэле, и он со своей стороны сделает все, чтобы накрыть этих негодяев. И доверительно сообщил Эдику, что давно сотрудничает с Интерполом, знает накоротко его руководителей и пользуется их уважением. Он гарантирует, что в самое ближайшее время банду МТС-33 накроют в Венесуэле, которая давно подозревается, как мировой центр фабрикации подделок. Тогда и исчезнут возможные недоразумения с реставрацией из Российского музея.
Эдик сказал, что уже сейчас можно снизить риск подобных недоразумений, вроде опознания оригинала в копии, в этом могли бы помочь эксперты, в частности, эксперты, работающие на Кристи…К счастью, независимые до изумления. Не так ли, сэр Лаверс?
Англичанин возмутился, заявил, что эта изумляющая независимость некоторых экспертов кажется дирекции Кристи, да и любому директору, признаком легкомысленности и некомпетентности эксперта, и от услуг таких людей всегда легко отказаться, что он и сделает, если кто-то из них будет сомневаться в том, что в Российском музее остались только подлинники.
Эдик, услышав это, окончательно уверился в радужных перспективах культурного сотрудничества.
Собеседники тоже, однако, у них имелись-таки сомнения. Опять всплыл вопрос отсутствия господина Пузырева. Эдик — все-таки заместитель. Они ему верят, но…пусть Эдик хотя бы расскажет о своем начальнике, опишет его. Эдик честно рассказал, какой негодяй этот Пузырев — жадный, хитрый, лживый, трусливый, ленивый и развратный — и с огорчением понял, что лучшей характеристики для собеседников трудно было придумать. Эдик даже повторил, что Пузырев очень жадный, но собеседники не поняли, они явно считали это плюсом. А ведь жадность говорит о недоверии к людям. Пузырев не верит, что другим тоже нужны деньги, как не верит Эдику. А людям надо верить. Без доверия нет сотрудничества, а в одиночку ничего стоящего не сделать.
Расстались за полночь, весьма довольные беседой, знакомством и будущим, без договора о будущей встрече — все трое знали, где встретятся и когда — в зале для торгов, завтра.
И оно неизбежно наступило, это «завтра». Копии Ренуара, представленные Российским музеем, интереса у большинства покупателей не вызвали. Пять копий кисти Волошина, современника этого самого Ренуара. Будучи в России, Волошин решил привезти в Россию образчик нового направления в живописи. Попросту купить картины у Ренуара вначале не смог — денег не было. Ренуар тоже нищий, жил картинами, и подарить брату-художнику не захотел, уперся. И Волошину пришлось делать копии, прямо в мастерской художника, причем пропили они вместе во время этого процесса в несколько раз больше, чем запрашивал за картины Ренуар. Такой русский бизнес… — эта шуточка, в конце этой, сочиненной Эдиком сказочки, ее пересказал аукционист — интереса не подогрела. Как и упоминание о том, что оригиналы висят в стенах Российского музея. Их Волошин все-таки купил, за копейки, напоив Ренуара до потери сознания. Бились только три претендента. Двоих из них Эдик не знал — явно представители от американца и француза, наемные маклеры — а третьего он видел совсем недавно, утром, когда нанял его для торгов, чтобы поднял цену хотя бы до миллиона евро. И это маклеру удалось — первая же картина ушла за миллион двести. Вторая — за два. Третья — уже за четыре, и это расшевелило, наконец, прожженную, ушлую, недоверчивую аудиторию. За четвертую принялись сражаться еще трое, которые подняли цену до восьми, а вот за последнюю, пятую, разгорелся настоящий торг, она ушла неизвестному покупателю за рекордную сумму в двадцать пять миллионов евро.