— Смертельная опасность интересна, если на нее смотреть в кино. На практике ничего интересного — даже наоборот. Опасно — и все тут. Для того чтобы опасность не пугала, нужна великая цель. Тогда и риск не страшен. А риск без цели — глупость, бравада.
— А борьба? — вставил Костюнчик.
— Что борьба? Борьба еще долго не кончится. И на твой век хватит. Гибель Саши Лобова — не случайность. Он погиб в борьбе. Вот узнают, какая гадина подняла на него руку, и мы увидим, что это рука врага. Так-то вот. А ты говоришь, борьбы нет, неинтересно. Чепуху городишь.
Костюнчик знал, что долго отцу возражать опасно. Если полковник рассердится, то без нотации, а может быть, и без неприятных выводов не обойдешься. Он помолчал, тем более что Анна Павловна кинулась на выручку сына.
— Да будет тебе, Петр Фомич! Ты уж готов ребенка попрекнуть тем, что у него все есть. Наши дети имеют больше, чем имели мы, и правильно. Для чего же иначе и революцию делали?
Но полковник уже остыл. Взгляд его случайно упал на газету с портретом Лобова, лежавшую на диване. Забрав газетный лист, полковник направился в кабинет, бросив на ходу жене:
— Ну, воспитание молодого поколения — это твой участок фронта. Веди боевые действия. Минут через десять он вновь ни шел из кабинета.
— Я, Аня, схожу на часик-два в штаб, поработаю, — сказал он жене. — Закрой за мной.
Полковник шел по вечерней, налитой до краев прохладой улице. Он не замечал ни ярких рекламных огней, ни веселого шума толпы. На сердце лежал камень. Утрата друга была особенно невыносима оттого, что всего лишь три дня назад полковник встретился с ним в коридоре здания Цека. Веселый и оживленный Лобов, радуясь близкому отдыху, звал Турина с собою.
— Поедем, — говорил другу Александр Данилович, — за козлами погоняемся, рыбачить будем, по горам странствовать будем. Поехали, а то, я вижу, ты уже жиром обрастать начал.
«Может, на самом деле, стоило поехать, — каялся в душе полковник. — Может, и Саша уцелел бы. На двух — не на одного. Не осмелились бы».
Проходя мимо четырехэтажного, занявшего целый квартал здания, полковник взглянул на него и с горьким сожалением подумал: «Как же вы, товарищи чекисты, проморгали? Как допустили, что с Сашей Лобовым какая-то гадина расправиться сумела? Теперь, небось, и кусаете локти, да поздно».