– Ваше превосходительство, понимаете вы теперь всю трудность моего настоящего положения? – проговорила госпожа фон Гербек.
Министр хорошо умел владеть собой.
– Ты также купила верховую лошадь? – продолжал он очень спокойно, не обращая внимания на замечание гувернантки.
Сигара, которую он рассматривал со всех сторон, казалось, занимала его в настоящую минуту более, чем ответ падчерицы.
– Да, папа, из моих карманных денег, – возразила девушка. – Я не могу сказать, чтобы мне очень нравилась дамская езда, но я хочу быть крепкой и сильной, а подобная прогулка на свежем утреннем воздухе укрепляет мускулы и нервы…
– Позволено ли будет спросить, почему графиня Штурм во что бы то ни стало стремится образовать из себя шерстобита? – продолжал допрашивать ее министр с насмешливой улыбкой.
Прекрасные карие глаза Гизелы метнули искры.
– Почему? – повторила она. – Потому что здоровой быть – значит жить, потому что мне оскорбительно и унизительно вечно быть предметом всеобщего сострадания, потому что я – последняя из рода Штурм! Я не хочу, чтобы этот высокий род угас в жалком, немощном создании… Когда я вступлю в свет…
До сих пор баронесса, с насмешливой улыбкой следившая за разговором, в эту минуту покраснела и заметно встревожилась.
– Как! Ты хочешь поступить ко двору? – прервала она девушку.
– Непременно, мама, – отвечала Гизела, не колеблясь. – Я должна это сделать, уже ради бабушки – она была тоже при дворе… Я как теперь ее вижу, когда, покрытая бриллиантами, вечером приходила она ко мне в комнату, чтобы проститься… Раз случилось мне увидеть, как тяжелая диадема оставила глубокую красную черту на ее лбу. Я питаю отвращение к этим холодным, тяжелым камням, и мне неприятна мысль, что положение мое заставит меня со временем носить бабушкины бриллианты.
И она провела обеими руками по своей белой шее, точно сейчас почувствовала там холодное как лед сияющее бриллиантовое ожерелье.
Как ни владел собой министр, но при словах о бриллиантах бледные щеки его сделались еще бледнее. Он отбросил далеко от себя сигару и стал выбирать другую.
Прекрасное лицо супруги его просто окаменело в мрачном размышлении. Она машинально мешала ложечкой шоколад, глаза были устремлены в землю.
Как бы не расслышав ни единого звука из слов обеих женщин, министр после краткой паузы заговорил тем ласковым тоном, с которым он прежде постоянно обращался к болезненному ребенку:
– Вижу, что приходится нам расстаться с нашим добрым старым доктором, он уже потерял всякое влияние на свою маленькую упрямую пациентку, и для того, чтобы принудить тебя к чему-либо, Гизела, не знаю, что и придумать… Не пригласить ли доктора Арндта из А. ибо, дитя мое, поступая с собой так, как ты теперь поступаешь, ты еще долго не сможешь восстановить свое здоровье, напротив, доктор предсказывает усиление твоих припадков, если…