Окаменев от ужаса, глядела девушка на негостеприимного старика.
Неясное воспоминание из ее детства предстало пред ней – в эту минуту ее второй раз прогоняли с порога Лесного дома… Неописуемый ужас овладел ее сердцем, но недаром гордая аристократическая кровь рода Штурм и Фельдерн текла в ее жилах.
Гордым взглядом смерила она старика, углы рта ее опустились точь-в-точь с той же надменностью, с которой когда-то графиня Фельдерн наносила смертельные удары преданному сердцу.
– Я и не имела намерения входить в этот дом! – сказала она отрывисто, поворачивая назад и намереваясь уйти. – Но неужто таким образом должна я явиться без всякой помощи к бедной, покинутой женщине?..
Несказанного усилия над собой стоило ей, чтобы снова обернуться к ужасному старику, но она сделала это, ибо сердце ее все еще было под впечатлением тех размышлений, которые пробудила в ней пасторша.
– Прикажите дать мне стакан, чтобы я могла почерпнуть там воды! – сказала она тем повелительным тоном, которым привыкла отдавать приказания в Белом замке, и указала на фонтан.
– Эй, госпожа Бергер! – закричал старик, оборачиваясь в галерею, но не двигаясь с места, как будто ему поручено было охранять вход в это жилище.
В глубине галереи показалась женщина почтенного вида в белом чепчике и переднике – как видно, домоправительница.
– Принесите стакан! – крикнул ей старик. Женщина исчезла.
– Что случилось, Зиверт? – раздался из галереи голос португальца.
Старый солдат, видимо, испугался; казалось, ради этого человека так заботливо охранял он этот вход.
Он поспешно протянул руку, как бы с намерением не допустить его приблизиться к двери, но португалец стоял уже на пороге.
Лицо его было бледно. Но лишь только взгляд его упал на Гизелу, с выражением гордости и надменности стоявшую у подножия террасы, как яркий румянец вспыхнул на его смуглом мужественным лице. В эту минуту черты его не выражали ни отвращения, ни презрения. Глубокая резкая складка на лбу, правда, оставалась неизгладима, но глаза сверкнули каким-то загадочным блеском.
Под этим взглядом девушка преобразилась. Она утратила прежнее горделивое выражение, и теперь это была не надменная высокородная графиня, а молодое, робкое создание, очутившееся нечаянно в незнакомом месте.
Девушка собралась уже тихо объяснить причину своего появления и, обращаясь к португальцу, протянула к нему руки.
Движение это окончательно вывело из себя старого солдата.
– Бегите отсюда! – вскричал он, отстраняя рукой португальца. – Это она, как две капли воды… Только не достает огненной змейки на шее – ни дать ни взять то же белое лицо, те же длинные волосы, как и у той бесчестной проныры!.. И она точь-в-точь поднимала так же руки, и с той поры господин мой стал погибшим человеком!.. Она, конечно, уже сгнила в земле, и ее достойные проклятия руки не могут более доводить до погибели людей, но она еще продолжает жить в своем отродье! – И он указал на девушку.