– Вы ничего не видите за поворотом этой улочки?
– Ничего… Просто игра света…
– Пойду-ка посмотрю… Никогда не знаешь, кто может нас подслушать.
Трибуле быстро дошел до поворота.
Монтгомери следил за ним и бурчал под нос:
– Черт побери этих смотрельщиков!.. Эй, Трибуле!
Шут не ответил.
– Трибуле! – забеспокоился Монтгомери.
В ответ – тишина.
– Убили его, что ли? – вслух размышлял капитан, обнажая шпагу. – Трибуле!.. Где же вы?
– Да здесь я! – донесся издалека голос Трибуле.
– Иду к вам… Ждите меня!
– Бесполезно, дорогой капитан. Не утруждайте себя. Прощайте! Доложите завтра утром королю, что вы лично соблаговолили вывести меня из Лувра и проводили до этого вот проулка. Будьте уверены, что получите от короля все, что пожелаете!
– Ах, негодяй! – закричал Монтгомери, только теперь понявший замысел шута…
Он бросился в направлении, откуда донесся голос Трибуле, иронически прощавшегося с капитаном.
Он достиг перекрестка, куда сходились пять или шесть кривых улочек. Монтгомери в течение часа тщетно пытался напасть на след Трибуле.
Потом, задыхаясь, обезумев от бешенства, он возвратился в Лувр и проник в ярко освещенный зал как раз в тот момент, когда Франциск осведомился о нем. Монтгомери приблизился к королю.
– Ближе! – приказал Франциск I.
Монтгомери сделал два шага и наклонился к сидевшему в большом кресле королю.
– Месье! – тихо начал король. – Не выпускайте из виду моего шута Трибуле.
– Конечно, сир…
– Вы дождетесь, когда он удалится в свою комнату…
– Да, сир…
– Потом очень осторожно, а главное – бесшумно, вы разбудите его, если только он спит, посадите его в какую-нибудь прочную карету и отвезете его в Бастилию…
Франциск, убедившийся, что шут ничего не знает о месте, где находится Жилет, решил разом и отомстить шуту, и избавиться от него, бросив его в каменный мешок в Бастилии.
– Приказания Вашего Величества будут выполнены, – сказал Монтгомери, ставший вдруг, несмотря на всю свою уверенность, необыкновенно бледным.
– Рассчитываю на это, – мрачно буркнул король. – Прикажете коменданту Бастилии, чтобы нового гостя он упрятал в достаточно удаленную камеру, чтобы никто не слышал смеха моего шута, если он задумает смеяться, ни его болтовни, если ему захочется разговаривать.
– Ни плакать, сир! Я понял.
– И вот что еще. Если каким-то образом тюремщики забудут об узнике…
– Иными словами, позабудут приносить ему еду и питье, сир…
– Понимайте, как знаете… В конце концов, если люди забудут о Трибуле в его каменном мешке, если он ни на что уже не сможет надеяться, кроме как на милосердие Господа, было бы неплохо, если бы шуту позволили самому устраивать свои дела с Богом!