Монклар, более мрачный и бледный, чем обычно, смотрел на короля неподвижным остекленевшим взглядом, не склоняя головы.
– Сир! – сказал он холодно. – Я же предлагал разрушить до основания Двор чудес! Вы только рассмеялись в ответ. Возможно, теперь вы решитесь.
– Месье!
– Сир! Я все еще нахожусь в должности главного прево вашего величества? Если нет, пусть ваше величество прикажет арестовать меня. Мои объяснения были бы бесполезны. Если же я еще не уволен со своего поста, то пусть ваше величество изволит выслушать меня спокойно…
– Спокойно! Разумеется! – прервал его король, в душе которого нарастал гнев. – Можно подумать, что речь идет о каком-нибудь пари! Королевская власть шатается, а от меня требуют спокойствия! Месье, мне кажется, что вы слишком далеко зашли! Но, клянусь Девой Марией, необходимы перемены! А начать следует…
Король прервал свою речь резким и сильным ударом по изящному столику, отчего легкая мебель рассыпалась.
– Басиньяк! – крикнул Франциск, позабыв об этикете.
Немедленно вырос в дверях дрожащий камердинер.
– Вызвать сюда капитана стражи!
Почти в тот же момент появился Бервьё.
– К вашим услугам, сир! – твердо сказал он.
– Бервьё! Кто руководил охраной главного входа?
– Месье Бервьё, сир, мой сын.
– Отберите у него шпагу. Завтра начнется суд над ним.
– Сир… Если вы… ищете главного виновного, то это… я… Пощадите…
– Ступайте, месье.
Бервьё, покачиваясь, вышел.
– Ну, что вы скажете, месье де Монклар? – продолжил король, немного успокоенный отданным приказом.
– Я говорил, сир, – ответил главный прево, – что надо освободить Париж от этого гнойника, который прозывают Двором чудес… Надо разрушить отвратительные лачуги нищеты, надо устроить облаву на обитателей этого гнезда заразы, надо хватать всех: мужчин, женщин, детей… Надо начать грандиозный процесс, который изничтожит мир террора… Надо установить десять тысяч виселиц, чтобы в городе не осталось ни следа от той гнуси, которая совершила нынешнее святотатство.
Франциск I удивленно посмотрел на Монклара:
– Вы готовы перевешать всех? Даже детей?
– Казнь отцов и матерей ни к чему не приведет, если оставить в живых детей, зараженных дьявольским ядом… Этот яд убьет монархию, сир! Я называю это бунтарским духом…
Со свойственной ему подвижностью ума Франциск I, который только что был мертвенно бледен от бешенства, мгновенно преобразился: настроение у него стало игривым, и он пошутил:
– И где же вы разместите эти десять тысяч виселиц? Знаете, это будет великолепное зрелище!.. Ах, месье де Монклар, да вы же поэт, ужасный поэт…