– Сир, вы развязываете мне руки?
– Идите, Монклар… Отдаю вам Париж. Будьте безжалостны…
Монклар поклонился; его бледные щеки слегка порозовели; видение предстоящей расправы мелькнуло перед его глазами. Пошатываясь, он направился к выходу и чуть не упал. Его остановило кресло.
– Что с вами, Монклар? – удивился король.
– Пустяки, сир… Простите… Такое проявление слабости недостойно меня.
Он с усилием поднялся… И только тогда король заметил, что камзол главного прево испачкан кровью.
– Но вы же ранены!
– Да, сир!..
– И вы об этом не сказали!
– Мы говорили о более срочных вещах, сир.
– Это один из тех цыган, не так ли?
– Да, сир… Один из самых опасных… Я говорил о нем вашему высочеству. Его зовут Лантене…
И Монклар вышел, с усилием переставляя ноги…
Король усмехнулся:
– Жалко мне этого Лантене!
В этот самый момент в кабинет быстро вошел Басиньяк.
– Что случилось? – спросил Франциск.
– Сир! Месье де Бервьё, ваш капитан, только что покончил с собой.
Король немного помолчал.
– Это хорошо! – холодно сказал он. – Передайте месье Монтгомери, чтобы он арестовал сына месье Бервьё. А еще скажите, чтобы лейтенант поскорее нашел меня.
Всю ночь по Парижу перемещались патрули, в том числе и конные, так что испуганные буржуа не сомкнули глаз. На следующее утро Лувр окружили значительные силы войск.
Если буржуа спали плохо, то король Франции вообще не спал. Он улегся в постель, но мысли его перебегали от одного к другому. В королевском мозгу то и дело всплывали два имени: Трибуле и Манфред. И думы его все время возвращались к Жилет, словно мысль о ней была точкой крепления качающегося маятника.
Что касается Трибуле, то решение представлялось достаточно простым: его надо бросить в Бастилию. Проблема Манфреда сложнее, но она, в сущности, остается заботой полиции. Надо арестовать этого бродягу и колесовать живым. Вот что решил Франциск I.
Но, убеждая себя в правильности своего решения для его личных интересов, король чувствовал, что его волнует еще нечто другое!
Нет! Не всё закончится тем, что его шут сгниет в каменном мешке, а Манфред сведет счеты с жизнью на эшафоте посреди Гревской площади!
Их смерть не может залечить двойную рану его сердца…
Жилет любила Трибуле! Жилет любила Манфреда! Эти две реальности казались королю очевидными.
Напрасно он показал Жилет истинное лицо Флёриаля: презренный шут, а Жилет увидела в нем только своего отца!
Напрасно Манфред грубо оскорбил юную девушку перед многочисленной толпой… Во взгляде Жилет король прочел любовь… И король увидел, что его чувства презирают!.. Его, настоящего отца, отвергли.