XXIV. Маленькая герцогиня
Прошло восемь дней с той праздничной ночи, когда толпа оборванцев ворвалась в Лувр. Восемь дней! А Трибуле все еще не бросили в каменный мешок Консьержери или Бастилии. Трибуле все еще находился в Лувре.
Что же перевернулось в мыслях Франциска I?
Неужели его примитивную и грубоватую душу воина тронули добрые порывы великодушия?
Возможно, еще помнилась сцена, когда Жилет, приблизившись к потерявшему голову Трибуле, взяла шута за руку и перед всеми выкрикнула:
– Вот мой отец!
– Ну-ка уберите этого плута! – приказал в ответ Франциск.
Жилет не сделала ни одного движения, чтобы воспрепятствовать аресту человека, которого она считала своим настоящим отцом.
На следующее утро Форанциск вызвал месье де Монтгомери, нового капитана королевской стражи.
Месье де Бервьё, получив приказ арестовать собственного сына, виновного в том, что не смог задержать у дверей дворца могучий поток оборванцев, предпочел свести счеты с жизнью. Было ясно, что суд над ним может закончиться только смертным приговором или же, по меньшей мере, пожизненным заключением.
Что же касается Бервьё-сына, то в тот самый момент, когда его хотели арестовать, он исчез. Его искали, но тщетно.
Нам, возможно, удастся найти след этого молодого человека, который при известии о смерти отца, потеряв голову, с разрывающимся от боли сердцем, бежал, перебирая в уме возможности мести.
Итак, король призвал месье де Монтгомери и прежде всего спросил его:
– Месье, теперь вы стали капитаном моей стражи. Что вы будете делать на месте Бервьё?
– Сир, колебаться я не стал бы. Семьи не существует, когда приказывает король. Я бы арестовал своего сына!
Король хранил молчание. Презрительная складка у губ короля обеспокоила придворного.
– Месье де Бервьё, – наконец проговорил король, – действовал как настоящий рыцарь. Отвага его, проявленная в данном случае, достойна пера Плутарха.
– Сир! – пробормотал Монтгомери.
– Он стоял перед выбором: либо перестать повиноваться королю, либо послать сына на эшафот. Бервьё предпочел уйти из жизни… У него было большое сердце…
Пристыженный Монтгомери опустил голову.
– Но вы, месье, – закончил король, – вы, возможно, еще более великодушны. Вы бы арестовали своего сына. Ваши слова, только что сказанные, можно назвать принадлежащими настоящему капитану… Если король отдает приказ, семьи больше не существует. Это очень хорошо, месье!
– Сир, – сказал сиявший от удовольствия Монтгомери, – единственным смыслом своей жизни я считаю преданность королю.