Он опять тем же цепким, но теперь обрадованным взглядом пробежал по Андрею — от погон до сапог, — улыбнулся, нахмурился, снова улыбнулся и обмяк.
— Ах ты, раскудря моя рябина… Да что ж вы раньше-то молчали?
Перелил чай из чашки в блюдечко, подержал немного, остужая, и вылил обратно в чашку — не давали ему руки покоя, не знал он, куда их девать.
— Значит, в роте почетного караула… — как бы с новым удивлением пробормотал Кузьмич. — Видел я, видел, как стоите… Ладно, красиво. И форма опять же…
Он хотел что-то добавить, но, наверное, не нашел слова, только крякнул, махнул рукой и взглянул на Андрея с еще большим уважением и интересом.
— Сколько ж смена?
— Час, — небрежно ответил Андрей.
— И в жару, и в холод?
— И в жару, и в холод. В зависимости от метеоусловий могут быть изменения…
— Так-так. — Старик отхлебнул чаю, закашлялся.
И было заметно — о чем-то другом, очень важном хотел он спросить Андрея, но почему-то не решался.
Настя смотрела на обоих с ожиданием.
— Вот что мне скажи, — проговорил старик, осторожно и, очевидно, для доверительности перейдя на «ты». — Как там у вас, в роте, полагают… Кто в могиле-то?
Из-под сведенных, как от боли, бровей, в каком-то мучительно неразрешимом вопросе на Андрея опять глянули, как будто со дна реки, глаза. Он смутился, заворочался на стуле.
Но старик не дал ответить.
— Я, конечно, понимаю, — тихо, сожалеюще произнес он. — Как не понимать… Неизвестный солдат — это, так сказать, памятник всем погибшим — известным и неизвестным («И Матюшин то же говорил!»). И огонь зажгли, чтоб наши души греть… Ну а все-таки… Ведь там… — И старик отодвинул чашку, сдавил пальцами небритые щеки и снова пронзил Андрея тем же немигающим взглядом. — Там ведь не вообще солдат лежит, а конкретный… И имя у него есть, и фамилия…
И тут стало слышно, как тикает будильник на подоконнике.
— А я вот все думаю, — убежденно, словно боясь, что ему не поверят, проговорил Кузьмич, — я думаю, уж не мой ли Колюшка там лежит… А, солдат?
Андрей растерянно молчал. «Что сказать? Неужели этот старик…»
— Там неизвестный, — пробормотал Андрей. — Неизвестно… Понимаете, неизвестно кто…
Глаза Кузьмича подернулись холодноватым отчуждением.
— Как это неизвестно? — незнакомо-скрипучим голосом отозвался он. — Это вам неизвестно… А нам известно все!
— Я не знаю… Что я? — пожал плечами Андрей, повернувшись к Насте и ища у нее сочувствия.
— И напрасно не знаете! Надо бы знать! — раздраженно подхватил Кузьмич. — Надо бы знать, товарищ рядовой роты почетного караула, по какому случаю и возле кого стоите на часах! А вы небось красуетесь, любуетесь собой, своими этими, как их… аксельбантами…