Еще несколько лет ушло на раскрутку, расширение территории, уничтожение соперников послабее – Тео медленно, но верно шел вперед. Почувствовав, что встал на ноги, он решил: пора искать преемника, кого-то, кто сможет продолжить дело после его ухода. За неимением сына Тео обратил взор на многочисленных племянников. Месяц, потом другой он выбирал, сравнивал и, наконец, остановился на одном – с порочными чертами, со стальными нервами и с желанием победить любой ценой. Выбор Тео пал на Капака Райми. Это я.
Тео, встречавший меня у подножия лестницы, сперва попытался устроить разнос за опоздание, и такси отъезжало еще под его гневные тирады. Однако радость перевесила, и долго кипятиться он не смог, поэтому на середине лестницы уже сиял улыбкой, как именинник.
Широко распахнув объятия, он крепко прижал меня к себе. Я никак не ожидал такой железной хватки от тщедушного на вид человека и еще меньше ожидал, что прошедший огонь и воду, воскресший из небытия гангстер вроде Тео Боратто будет рыдать.
– Мальчик мой, мой мальчик, – причитал он, утирая слезы дрожащей рукой.
Потом, всхлипывая и несмело улыбаясь, повел меня в дом и аккуратно прикрыл за нами дверь.
Только в гостиной, где горели все лампы и в камине полыхал жаркий огонь, я наконец разглядел дядю как следует. С нашей последней встречи прошло много лет, я уже плохо его помнил, и мы смотрели друг на друга все равно что впервые.
Смотреть было особо не на что. Дядя не отличался статью – ростом ниже пяти футов шести дюймов, щуплый, жилистый. Волосы распадались на прямой пробор, который сделал бы честь Моисею, – четкая полоска голой кожи с проступающими коричневыми пятнами. Седые волосы аккуратно подстрижены. Тео часто моргал, по-совиному, так что иногда белки глаз совсем пропадали за тяжелыми веками. А еще он был гладко выбрит, и, судя по блестящей коже, брился не реже двух раз в день. На ногах легкие кожаные туфли. В верхнем левом кармане строгого костюма щегольский красный платок. Типичный гангстер, хоть портрет пиши. Не хватает только любовницы в юбке с разрезом, со стервозной ухмылкой и пахитоской[1] в уголке рта.
– Как тебе город? – спросил дядя, когда мы уютно устроились в гостиной.
– Я его толком и не видел, – признался я. – Дождь полил.
– Он огромный. И все разрастается, как опухоль. – Дядя помолчал, наверное задумавшись о смерти и о Мелиссе. – Хорошо, что ты приехал, Капак. Я так долго был один. Всегда считал, что у меня будет сын и я передам дела ему, но не вышло… Ну, ты знаешь… С тех пор так все и лежит в руинах, – продолжил он. – Я не имею в виду бизнес, он процветает. Я про семью. Семья – вот что главное. После Мелиссы я остался один. Братья пошли другой дорогой. Колледж, приличная работа, настоящая жизнь. Да мы и не были особо близки никогда. А сестры… ну, они пишут время от времени. – Он печально покачал головой. – Старый, одинокий человек. Зачем жить, для кого? – Дядя, наклонившись, похлопал меня по коленке и улыбнулся. – Но теперь есть ты… Что тебе налить? – спросил он, вставая. – Чаю, кофе, вина?