Мы для очистки совести подошли к театральным дверям и долго в них стучали. Нам никто не отворил.
– Сторожа, сдается, высекли – и он теперь будет блюсти порядок, – сказал недовольный Сурок. – Сидит там, как сыч в дупле, и так просто его не выманить… Как же теперь отдать деньги и избавиться от дурацкого узла?..
Тут перед носами нашими слетел сверху и грохнулся на каменную мостовую кусок черепицы.
– Господи Иисусе, а если бы по башке? – возмутился Сурок, я же задрал голову.
Нельзя сказать, что ночью в Риге так уж тихо. Слышны шаги прохожих, скрип дверей, грохот колес. Война не отменила самых низменных человеческих потребностей, и золотари со своими бочками протискиваются по узким улицам, окруженные облаком отвратительной вони. Время от времени где-то орут пьяные и побитые, визжат жрицы любви, наконец, вопят коты – и человек, взирающий снизу вверх на силуэты старинных кровель и яркую луну, рад бы помечтать о прекрасных рыцарских временах, но только слух и обоняние ему этого не позволяют.
Тем не менее мне показалось, будто наверху то ли скрипнуло, то ли крякнуло. Я еще больше запрокинул голову и стал отступать назад, но решительно ничего не разглядел. Окна клоба были беспросветно темны.
– Пойдем, – сказал Сурок. – Нам еще придется объясняться с караульными у ворот. Бери узел.
Мы выбрались из крепости и явились в порт. К счастью, там не спали – готовилась казацкая ночная экспедиция на левый берег, под нее назначены были самые большие лодки, туда по сходням заводили лошадей. Мы незамеченными прошли весь порт и отыскали Артамоновы лодки на их новом месте. Я подал сигнал, услышал ответный и простился с Сурком.
На следующий день я, уже переодетый огородником и снабженный деньгами («В разумном количестве, чтобы не вышло какого разврата!» – сказал Сурок) отправился бродить вокруг Яковлевской церкви в поисках Артамоновой зазнобы.
Разумеется, дело было не только в ее прелестных ножках.
Если Артамон не спятил и девица, за которой он погнался, действительно близко знакома с мусью Луи, то я мог обнаружить кое-что важное, позволяющее добраться до проклятого француза и вывести его на чистую воду. Кстати, когда мы с Сурком пытались выяснить, во что эта особа была одета, толку от моего очумелого дядюшки не добились: он помнил ее взгляд, решительный поворот головы, белую ручку, державшую корзинку, мелькание ножек под узким подолом платья. Разве что этот узкий подол что-то мог нам дать: простые женщины и девицы носят довольно широкие полосатые юбки, значит, подруга нашего убийцы и похитителя одевалась на модный лад. Артамон даже не понял, какой на ней был головной убор, чепец или шляпка. Он узнал легкие светло-каштановые кудри, которые назвал шелковистыми, узнал нос с горбинкой. Глаза он определил как темно-серые или синие.