…Медведю припомнился один из его неудавшихся прыжков: его раскачали и забросили на пароход, и он незаметной мышкой проскочил на палубу. Дали последний гудок, швартовый отдал концы, и пароход стал медленно отплывать от причала. Гришка стремительно выхватил, под гудок, у зазевавшейся бабы лукошко полное грибов, и, заскочив на бортик, прыгнул на пристань. Он опоздал, пароход почти на метр отошел от пристани. И уже чувствуя, что он летит в пропасть, Гришка по отработанной привычке бросил лукошко «ловилам», а сам упал в воду между пристанью и пароходом, сильно ударившись о бетонную стену причала. Весь народ ахнул и кинулся смотреть, кто-то бросил даже спасательный круг, но Гришка не тронул его, а, стиснув зубы, барахтаясь в холодной воде, упрямо, рассекая воду цепкими гребками, поплыл к каменной стенке…
Из больницы, куда он попал с двумя переломами правой ноги, Гришка снова сбежал. Болячки заживали на нем как на собаке. За это его даже прозвали «живчиком».
…Вспомнилась голодная зима девятнадцатого. Со своей ватагой портовых воришек Гришка тогда уже перебрался из Углича в Самару, там Покрутился-покрутился и рванул оттуда в Москву. Здесь оказалось тоже жутко голодно, но зато возможностей не подохнуть с голодухи было куда больше. Жили все вместе, кагалом, в подвале где-то на Серпуховке, вместе и на улицах работали — воровали.
В Москве Гришке сильно подфартило — он попался под руку знаменитейшему московскому домушнику Ростиславу Самуйлову. Произошло это вполне случайно, в самом начале нэпа, когда живот его тощий малость поднабился хлебушком да сальцем. Гришка тогда работал мелким форточником: лазил по водосточным трубам и крал с подоконников все, что ни подвернется под руку, а потом пацаны сдавали краденые вещички барыгам на толкучке. Так вот он и угодил в лапы к Славику: когда он уже спрыгнул на землю, сбросив барахло поджидавшим внизу пацанам, какой-то мужик, прилично одетый и вполне интеллигентной наружности, крепко ухватил его за шиворот. Братва-мелюзга тут же разбежалась, но Гришка не стал орать на всю Ивановскую, что, мол, «дяденька, отпустите меня, я больше так делать не буду, меня мамка ждет, умирает она…». Раньше он так делал, когда ловили его милиционеры, после чего раз пять его сдавали в детприемник, да он оттуда неизменно сбегал. Теперь же, повиснув на руке этого дылды, он попытался извернуться и укусить держащую его за рубаху руку, одновременно брыкаясь во все стороны ногами.
Мужик долго удерживал Гришку на вытянутой руке и, рассматривая его, как механическую игрушку, у которой скоро должен был кончиться завод пружинки, молчал. А когда силы у «заводной игрушки» иссякли, он наконец спросил: