— Надо было взять с собой карты, — сказал Колин.
Мэри приткнулась к нему поближе.
— Да какая разница, — пробормотала она. — Мы же в отпуске.
Примерно через час их разбудили голоса и смех. Где-то вдалеке на высокой ровной ноте звенел колокол. Улица была залита тусклым ровным светом, и бриз стал теплым и влажным, как дыхание ребенка. Мимо них по улице хлынули дети, одетые в ярко-синие платьица с черными воротниками и манжетами, и у каждого за спиной по аккуратной, туго перетянутой стопке книг. Колин встал и, держась обеими руками за голову, вывалился на середину улицы; детский ручеек разделился надвое, чтобы пропустить его, и сомкнулся снова. Крохотная девчушка кинула ему в живот теннисным мячиком и ловко поймала мяч на отскоке; по толпе рябью пробежали радостные и одобрительные восклицания. Затем колокол смолк, оставшиеся дети замолчали и с мрачным видом побежали дальше. Улица как-то вдруг опустела. Мэри сидела на ступеньке, сгорбившись, и отчаянно скребла обеими руками голень и щиколотку правой ноги. Колин, едва заметно покачиваясь, стоял посреди улицы и смотрел в сторону невысоких зданий.
— Кто-то меня укусил, — пожаловалась Мэри. Колин подошел, встал около нее и стал смотреть, как она чешется. Россыпь маленьких красных точек быстро дорастала до размеров мелких монет и наливалась пунцовым цветом.
— Я бы на твоем месте перестал чесаться — сказал Колин.
Он перехватил ее за запястье и помог встать. Где-то далеко позади раздались детские голоса, искаженные акустикой, которая напоминала акустику в гигантской бальной зале: дети твердили нараспев не то катехизис, не то таблицу умножения.
Мэри передернуло.
— О господи! — выдохнула она, с явной издевкой над собственным, едва ли не детским нетерпением. — Если их не почесать, то я просто-напросто сдохну на месте. И как же хочется пить!
Похмелье сообщило Колину несколько высокомерное и грубоватое чувство уверенности в себе вообще-то ему не свойственное. Он встал у Мэри за спиной, прижал ее руки к бокам и указал в дальний конец улицы.
— Мне кажется, если мы пойдем в ту сторону, — шепнул он ей на ухо, — то выйдем к морю. А там наверняка будет открытое кафе.
Мэри позволила ему подтолкнуть себя вперед.
— Ты небритый.
— Помни, — сказал Колин, когда они зашагали под горку, набирая скорость, — мы в отпуске.
Море открылось сразу за поворотом. Набережная была пустынной и узкой, застроенной в обе стороны сплошной шеренгой обшарпанных домов. Из гладкой желтовато-коричневой поверхности воды под странными до нелепости углами торчали деревянные сваи, но ни одной лодки за них зачалено не было. Справа от Колина и Мэри ржавая жестяная табличка указывала вдоль набережной, на больницу. Из того же переулка, из которого только что вынырнули они сами, вышел к воде маленький мальчик, которого конвоировали с обеих сторон две женщины среднего возраста с туго набитыми пластиковыми сумками в руках. Эта троица остановилась под указателем, одна из женщин наклонилась и принялась рыться в сумках так, будто они что-то забыли. Как только они тронулись с места, мальчик пронзительным голосом начал было чего-то требовать, но на него тут же шикнули.