Погибнуть мы всегда успеем, но раньше нужно сделать все достижимое, чтобы и гибнуть со спокойной совестью».
Атаман Каледин, с которым генерал Алексеев обсудил при встрече свои планы относительно «приюта русскому офицерству», поставил определенные условия, сообразуясь с обстановкой.
— Михаил Васильевич, что касается «приюта русскому офицерству», даю принципиальное согласие, но вместе с тем хочу уведомить вас с учетом местных настроений — не задерживаться в Новочеркасске более недели. Поймите меня правильно, время неспокойное, лихое, холодное и голодное. Семьи станичников на нищенском пайке. Они одни — без хозяев.
— Алексей Максимович, голубчик, вы герой знаменитого Луцкого прорыва, храбрейший из воинов, которых я знал, что-то не понимаю вашего предложения, — слегка возмутился всегда спокойный и выдержанный Алексеев.
— А что тут не понимать? Казачество, возвращающееся домой, к семьям, не хочет воевать ни с немцами, ни с Советами, — навоевалось. Больше того, скажу вам, оно, вдохновленное первыми декретами Советской власти, почти полностью перешло на ее сторону. У меня сил мало — молодежь, юнкера, отряд генерала Попова и части полковника Чернецова. Пару сотен наберется от силы. Красноармейцы уже совсем рядом, а у них сил в десятки раз больше. Да-да, не на порядок, а в несколько порядков. Конкретнее — они уже недалеко от Новочеркасска…
«Как меняют людей обстоятельства! — подумал Алексеев и внимательно взглянул в глаза донскому атаману. — Но он должен же понимать, что обстоятельства переменчивы, принципы — никогда. Разумный человек применяется ко всяким обстоятельствам. Ловкий человек создает их. Деятельный тип умеет использовать их. Нерешительный человек дает им ускользнуть».
* * *
Красные кавалерийские отряды, словно лава вулкана, выжигали любые очаги сопротивления в округе. Алексеев находился в растерянности. Он знал, что мужественный Каледин зря паниковать не будет. От тягостных раздумий Алексеева отвлек крик, доносившийся с улицы. Он подошел к окну и увидел жуткую картину, как солдат отнимал у женщины узелок с хлебом. Она сопротивлялась, кричала, царапала его, зовя на помощь, но вояка резким рывком все-таки выхватил у нее паляницу, от чего она упала наземь. А грабитель, выбросив платок, стал убегать, заталкивая добычу за пазуху под шинель.
Через мгновение он скрылся за углом соседнего дома.
«Вот до чего мы докатились!» — возмутился седой генерал.
На него нахлынули воспоминания, бессвязно возникали полузабытые картины детства и быстро промелькнувшей юности. Потом, словно прогрохотал в памяти длинный тяжеловесный поезд, — военная служба, бои под Плевной с ранением в бытность ординарцем у легендарного генерала Скобелева, учеба в Николаевской военной академии, получение генеральского чина, участие в Русско-японской войне 1904–1905 годов и Русско-германской с последней должностью начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего. А потом череда революций и конец России. И вот он здесь в качестве Верховного руководителя Добровольческой армии.