Взяв волю в кулак, Леонид поднялся на ноги и, едва не упав, подошел к окну. Море! За окном синело море!
Корабль! Вот, значит, как. Он – на корабле… Но черт побери – как?! Как такое могло случиться?
Ядвига!!! Заброшенная мыза… пиво… И сон! Крепкий глубокий сон. И что? Ядвига – предательница? А похоже, так. Именно так. Предательница, шведская – или польская – шпионка. А он, Магнус – дурак. Опять – на те же самые грабли! С другой стороны, вообще без женщин, без любовных интрижек тяжело жить, нерадостно как-то.
Дверь в каюте конечно же оказалась запертой снаружи. Правда, не прошло и двадцати минут, как в каморку заглянули двое плечистых матросов – принесли в миске еду, какую-то мерзкую с виду кашу. Молча пришли. Молча поставили миску на стол. И так же молча удалились, никак не реагируя на все попытки пленника завязать разговор. Да и что толку с ними разговаривать – пешки! А вот с хозяином корабля пообщаться бы стоило… только он что-то не слишком торопился развлечь доброй беседой высокого гостя.
Съев все-таки кашу – голод не тетка! – Арцыбашев снова улегся на узкое ложе и задумался. Пока ясно было одно – его похитили. И скорее всего, шведы; всем остальным сильным мира сего сомнительный ливонский монарх без надобности. Разве что литовцам… Нет! Все же шведы. На Балтике их флот – лучший. Дания вышла из войны, а Ганза давно уже не представляла такой грозной силы, как еще лет сто назад. На мировую арену выступали сильные централизованные государства, и торговому союзу северонемецких городов там было ловить нечего. Откровенный пережиток феодального прошлого… как и недавно распавшийся Ливонский орден.
Похитили, да… Но зачем? Что будут делать шведы с королем Ливонии? За легитимного властелина они Магнуса никогда и не признавали, а потому никаких переговоров вести не будут. Просто повесят? Вот прямо так вздернут на мачте, как обычного пирата.
Молодой человек поежился – столь злая судьба его вовсе не прельщала. Или все же не повесят? То есть – не сразу, ну, зачем-то его везут в Стокгольм… или не в Стокгольм, а куда-то. Везут. Однако куда бы ни везли, несомненно одно – ничего хорошего там Арцыбашева не ожидает.
Снаружи – а дверь располагавшейся в кормовой надстройке каюты, похоже, выходила на палубу – вдруг послышались чьи-то шаги и голоса. Кто-то остановился у двери. Скрипнул засов. В каюту вошли двое.
Арцыбашев тут же уселся на ложе, с любопытством разглядывая посетителей. Один – одетый в синий, с золочеными пуговицами камзол плечистый детина с угрюмой физиономией висельника пленнику сразу же не понравился. Впрочем, и второй, вислоносый с тараканьими усиками, тоже не вызывал особенных симпатий. Он и начал разговор, произнеся несколько фраз на совершенно незнакомом Лёне языке. Одно было ясно – язык явно североевропейский: шведский, норвежский или датский. Скорее всего, шведский…