А Верунька уже забралась к дьяку на колени, прижималась, ластилась, словно кошка, только что не мурлыкала. В иное время Василий, что уж сказать, и приголубил бы девку, да вот сейчас некогда было – нужно было срочненько посоветоваться с братом, Разрядного приказа главой. Ну, да ничего, будет еще время и на эту жадную до грешной любви девку, будет, а пока же…
– Ступай пока, Вера. Ступай. Как в Новгород будете отправляться – дай знак. Скажу, как там верного своего человечка сыскать, и слово тайное к нему дам.
* * *
В Новгороде Маша и Магнус, естественно, поселились отдельно. Король – на государевом подворье, княжна – при женском монастыре, в гостевой. Оно и не худо – перед свадебкой грехи замолить да испросить у Господа покровительства для доброй семейной жизни. Настоятельница – добрейшая матушка Параскева – сразу же прониклась к девушке самым искренним участием: опекала, беседовала, а после беседы позволяла долго гулять по саду.
– Красивый у вас сад, матушка! – искренне восхищалась Маша. – Вот и мне б завести такой же.
– Заведешь, – крестясь, смеялась настоятельница. – Было б только желание да Божья воля.
Княжна явилась не одна, со служанками, слугами, с возком – ездила днем по делам, смотрела приданое – земли по Волхову-реке, далеко. Сам государь землицы те в приданое юной княжне дал! Знать, захотел сиротинушку приветить, дело свое пагубное загладить… замолить… хоть чуть-чуть.
Царя-сыроядца в Новгороде помнили и не жаловали. Еще б – в собственном-то городе такой-то погром учинить, куда там татарам! И зачем, спрашивается? Вольности, говорят, старинные новгородские до конца извести? Да кто тут о тех вольностях помышял-то, кто помнил? Старого-то родового боярства сто лет как не было – выселили, а земли их московским дворянам раздали.
Оставив возок на окраине города, у разрушенных во время недавнего погрома ворот, Маша пересела на коня. В узком кафтане для верховой езды – чуге, в длинном, ниспадающем на круп коня летнике, девушка напоминала отважную древнюю воительницу, какую-нибудь древнерусскую княжну или скандинавскую принцессу. Синие, сияющие отвагой глаза, густые темно-русые волосы, стянутые тоненьким ремешком, на поясе и вовсе не женский аргумент – легкая татарская сабля. И это еще не считая двух пистолетов в привешенных к седлу чехлах.
Пистолеты по тем временам – оружие дорогое и редкое, каждый как два мушкета стоил. Использовались обычно в конном бою, быстро, с наскока. Перезаряжать, как правило, бывало некогда, потому и продавались пистоли всегда парой. Эти вот были чудо как хороши: доброй немецкой работы с колесцовыми замками – искры на затравочный порох выбивало зубчатое колесико, заведенное особой пружиной. Никакого тлеющего фитиля – и в дождь можно было стрелять, правда не в очень сильный.