Караван терпеливо стоял, ожидая, когда я доберусь до него. У многих в руках были ружья, у троих, включая ковбоя, ещё и револьверы на бёдрах. При приближении я опознал в руках одного из мальчишек мелкашку. В опытных руках очень серьёзное оружие, тем более выстрел не такой громкий, как у обычного ружья.
При моём приближении вперёд вышел пожилой мужчина с посеребрённой годами окладистой бородой. Подняв руку, он сказал:
– Здравствуй, юноша. С добром ли ты, али с плохими помыслами?
– Привет, – кивнул я. – К вам у меня претензий нет. А вон ту мразь я собираюсь убить. Он в меня стрелял.
– Наш проводник принял тебя за индейца, прости его, Бог велит простить, – сказал бородатый.
Присмотревшись, я понял, что это переселенцы-фанатики одного из направлений церкви.
– Суньте себе своего Бога в задницу, дядя, – хмуро буркнул я и, посмотрев на прячущегося за спинами ковбоя, сказал: – Ты выйдешь ко мне, подонок, или так и будешь прятаться за чужими спинами?
– Пропустите меня, – велел тот и действительно вышел вперёд со старым револьвером в руках. Это был «Ремингтон» образца 1864 года с накладками из орехового дерева на рукоятке.
Ни слова не говоря, он выстрелил, я успел метнуться в сторону, среагировав на движение пальца на спуске, и пуля, пролетев мимо, попала в женщину, стоявшую позади меня, второй выстрел унёс жизнь мальчишки, что стоял рядом. Следующий выстрел ковбой сделать не успел и упал, получив от меня удар кулаком в горло.
– Как видите, этот мужчина – убийца. Думаю, нужного его линчевать, – громко сказал я, чтобы перекричать ропот и жалостливые крики женщин.
– Бог велит нам прощать… – начал было говорить бородатый, но покачав головой, я наклонился и свернул ковбою шею.
Подхватив револьвер, я снял с него пояс с патронташем, перепоясался, обшарил его карманы, прошёл через расступающуюся толпу к коню неизвестного ковбоя и, похлопав того по холке, спросил:
– Кто-нибудь продаст мне рубаху, шляпу, сапоги и штаны?
Мужчина, что склонился над убитыми со слезами на глазах, вздрогнул и, медленно встав, ответил:
– У моего сына… у моего погибшего сына есть запасная одежда, она должна подойти.
Переодевшись, я с некоторым интересом посмотрел, как тяжелораненая женщина корчится от болей – пуля попала ей в живот. Парню я не успевал помочь, да и не собирался, с женщиной ещё ладно, можно наврать, а вот оживлять парня на глазах у всех я не буду. Не хочу, чтобы слухи пошли. Фанатики мне не нравились.
– Расступись, я помогал одному хирургу и немного разбираюсь в этом.
Женщины, что с тряпками в руках готовились перевязать раненую, покорно отступились, видимо привыкнув подчиняться мужчинам. Присев у пострадавшей, я погрузил пальцы в рану – женщина даже не застонала, я обезболил это место, – после чего, вытянув пулю, бросил её рядом с собой и, залечив всё внутри, громко сказал: