Не иначе, сам мудрый Змий. Ну кто, как не он, мог смилостивиться над своим слугой и устроить все так промыслительно? Я не смел и предполагать подобного! Правда, сначала заметил, что банкир стал со мной как-то холоднее, суше в разговорах. Это он-то со своей пресловутой закрытостью и отношением ко всем свысока — еще суше, еще церемоннее!
Мне даже стало казаться, что он догадывается о моем отношении к Молли, и я подспудно ждал сурового объяснения теперь уже с разгневанным родителем, но случилось другое. Мартовская погода в Петербурге коварна: слякоть, грязь и, что всего несноснее, пронизывающий ветер с залива.
Вероятно, мою бедняжку продуло на одной из ежевечерних прогулок по набережной — не уследила бонна, не укутала подопечную теплой шалью, не настояла лишний раз, чтобы та не торопилась менять меховой капор на весеннюю шляпку, вот печальный результат и не заставил себя ждать.
У девушки очень скоро поднялась температура, появилась боль в ушах, а со следующего дня больной стало значительно хуже. Болезненные симптомы усилились, мало того — к первоначальным прибавились новые: Молли металась в жару, не вставая с постели, сознание ее поминутно мутилось, а когда прояснялось от бреда, Возлюбленная моя жаловалась на нестерпимые головные боли и дурноту. К тому же у несчастной появились судороги и замедлился пульс.
В савеловском доме все потеряли покой. Напуганный отец, видя, как тяжело страдает единственное чадо, всеобщая любимица, сбился с ног, вызывая врача за врачом, но те ставили страшный диагноз — мозговое воспаление, менингит, один за другим расписываясь в собственном бессилии чем-либо облегчить страдания несчастной, намекали, что дни ее сочтены. Могущественный финансист выглядел жалко, мечась в гневе и ужасе, — то неистово молился, то потрясал гулкие своды огромной барской квартиры прежде никогда не слыханными от него заборными ругательствами и угрозами разнести все и вся вокруг, переходящими в отчаянные рыдания, при этом постоянно рассылая родственников и прислугу на поиски «спасителя» — медицинского светила с непререкаемым авторитетом. Наконец в качестве последней надежды измученный отец выписал из Австрии самого профессора Шварца, известного всей Европе лейб-медика многих августейших особ, крупнейшего специалиста по мозговой горячке, способного останавливать самые сложные, даже запущенные воспалительные процессы. Шварц привык к самой высокой оценке своих услуг и пользовал только исключительно состоятельных пациентов, так что Савелову, дабы оплатить только экстренный вызов и первичную консультацию, не говоря уже о дальнейшем лечении, пришлось уже понести очень существенные денежные расходы.