— Ладно, пойдем, любопытно, что писатель написал.
Алексей при появлении оперов даже не поднял головы, лишь спросил:
— Какие у меня шансы на нары загреметь?
— Процентов двадцать есть.
— Двадцать?! Но я же сам сознаюсь!
— Не понимаю, — удивился Теняков, — тебе много или мало?
— Мало, конечно. Я ведь признался!
— Ну и что? Во-первых, я это дело помню, оно оформлено как ДТП, и возиться с переоформлением никто не будет, а за невнимательность могут и выговор вломить. Потом, доказательств, кроме твоих слов, нет ни малейших, дружки твои уйдут в отказ, и получится, что ты сам себя оклеветал с неизвестными целями. Еще и на обследование отправят. Вдруг у тебя навязчивые идеи. Будут над тобой… Паша, как?..
— Экскремент.
— О, будут над тобой экскремент делать.
— Но…
— Зато Руслан тебе ничегошеньки сделать не сможет, как бы ни старался… Да не горюй ты, многое еще от следака зависит.
— А ведь вам раскрытия нужны.
— Наивный парень! Нам раскрытия уголовных дел нужны, а то чистое ДТП. Служба! Уж не обессудь. Да пиши, пиши. А вдруг да повезет. Бывает же.
Паша достал из ящика стола банку спрайта, открыл ее и отключился от всего происходящего.
Алексей заканчивал сочинение. Теняков курил очередную сигарету и брезгливо разглядывал дыру на своих брюках. Кругом царила тишь и благодать. В этой тишине особенно пугающе прозвучал хриплый клич Непринцева:
— Вот пуля просвистела, в грудь попала-а мне-е,
Спасся я в степи-и на лихом коне-е,
Но шашкою меня комисса-а-р доста-а-л,
Покачнулся я и с кон-я упа-а-л.
Алексей вздрогнул. Ручка скользнула по бумаге и упала на пол.
— Он у вас всегда такой?
— Знаешь, дружок, осторожнее в высказываниях. Как-то раз он расследовал одно дело. Об исчезновении рок-музыканта Синцова. Так Паша закорешился с солистом «Хромых парней», а тот во время концерта вытащил его на сцену и заставил петь. «На речке», если не ошибаюсь. Теперь он поет что попало. «Вот и весь механизьм».
— Хей-ей, да конь мой вороной,
Хей, да обрез стально-о-ой,
Хей, да густой тума-а-а-н,
Хей, ой да батька атама-а-ан.
А где Никита?
— В одном из местных РУВД. Непонятки у них с кем-то. Прохлаждается, короче.
— Скажите, доктор, это опасно?
— Нисколько, это просто жареный арахис.
Реклама
Холод — наиболее мерзкое из всех зол. Только это мало кто понимает. У каждого человека все время появляются какие-то другие проблемы, и холод оттесняют на второй план.
У меня не так. Меня мало восхищает серебристо-голубой блеск льда на улицах. Я равнодушен к хрустальным, девственно чистым сугробам снега, вздымающимся к небу, подобно мемориалу Джорджа Вашингтона. Я не мечтаю о солнечном морозном дне, о скованной ледяными глыбами реке, о мягком прохладном ветерке, стальными иголками колющем лицо и уносящемся дальше в попытке достать и других прохожих.