Я вышел на крыльцо, остро взглянул на часы и затрусил к селу за покупками. Никто по моим следам не бросился.
Взлетев на колокольню, я успел увидеть салют в честь и память Полковника: дверь моего дома в сполохе огня плавно поднялась над землей вместе с распластанным на ней пиджаком. Потом долетел грохот взрыва, шевельнула над головой ветками и листвой потревоженная березка.
Ну и ладно. Стало быть, мне и здесь больше не ночевать. И эту дверь мне никто не откроет.
Я спустился вниз, повернул в скважине ключ и положил его куда было указано.
Все, вот теперь можно ехать с легким сердцем – долги отданы. Да вместо одного доброго дела два получилось. Еще одна зарубка на прикладе, как сказал бы Полковник, Но, видит Бог, я не стрелял первым,
Через полчаса мы с Поручиком ехали в город. Он свернулся на моих коленях и спал.
Я рассчитывал застать Женьку дома и сдать ей кота. Конечно, мне хотелось бы взять его с собой – проверенный в бою товарищ, хлопот с ним не будет, но кто знает, как у меня сложится? Кто первым выстрелит?
Не знаю, мне такое положение вещей не по нраву – отвечать предупредительными выстрелами на прицельные. Или отстреливаться, когда загнали в угол. Не считаю зазорным упреждающе выстрелить в негодяя, поднимающего преступную руку на жизнь, честь или достоинство человека.
– Женя, – твердо сказал я, когда он радостно открыла мне дверь. – Ты обещала принять меня любого и всякого – прими с котом. Приласкай его, он многое пережил.
– А ты с ним останешься? – с лукавом надеждой в голосе отозвалась Женька м погладила Поручика, который ревниво сидел у меня на руках. – Или будешь его навещать? С ночевкой.
– Я не скоро вернусь…
– Я знаю, – сказала Женька (ей бы не знать!). – Но мне очень жаль, у мамы аллергия на кошачью шерсть, она заикаться начинает… Давай я его в контору заберу.
– Нет, тосковать будет. Возьму с собой. Закрывай дверь, мы поехали.
А может, это и к лучшему? Кто же видал, чтобы мент на задание с котом ездил?..
В назначенный день и час Серый сидел в машине с беззвучно работающим двигателем и ждал условного сигнала.
Смеркалось. Наступало самое время для задуманного. Но ничего не происходило.
Вдали, в новом центре городка, зажигались огни, вставало и разливалось красно-зеленое трепещущее зарево, доносился оттуда глухой вечерний шум. А здесь» в Старой слободе, было тихо и уже почти темно. Размытые глыбы низеньких пузатых, вроде древних комодов, купеческих домов, ряд лип, сухо, по-осеннему шелестящих листвой, трогательные лавочки у ворот и калиток – все начинало исчезать, теряться в спускающемся мраке. Только яснее пробивался свет через щели ставен (как же нынче без них!) и резче выделялся в светлом еще на западе небе силуэт церкви, много лет безуспешно охранявшейся государством.