По дорожке, мощенной диким камнем, Серый и Рустам направились к дому и вошли в просторный будущий холл. Интерьер его разочаровывал: наспех, неаккуратно обитые дешевым пластиком стены, мебель, собранная из канцелярских отходов, чуть ли не старинных времен вокзальный диван с выжженными буквами «МПС» на спинке, голые лампочки… А воображение рисовало бра в виде факелов, под потолком с открытыми дубовыми балками – тележные колеса на цепях со свечами, тяжелый стол, скамьи под грубыми цветными покрывалами, камин, мерцающий алыми углями.
Правда, на окнах уже висели тяжелые резные ставни. И стол был, накрытый изобильно: дорогие, благородно потемневшие приборы, салфетки в кольцах, деревянное ведерко со льдом и шампанским (с утра-то!). «Ну вот я и в Хопре!» – усмехнулся про себя Серый,
Во главе стола сидел узбек или таджик – смуглое узкоглазое лило, стрижен наголо, одет в хороший европейский костюм, но в тюбетейке. Он с восточной улыбкой смотрел Серому в глаза. Еще четверо, повернувшись к двери, тоже бесцеремонно разглядывали его.
Двоих Серый узнал – «милиционеры» Митрохин с Голубковым – и весьма убедительно застыл на пороге, даже попятился чуток, пока его не остановил толчок твердой ладони Рустама, все время остававшегося за спиной.
Узкоглазый встал, назвался Сабиром Абдукаримовичем и широко повел рукой от сердца:
– Прошу к столу, уважаемый. Мы всегда рады гостям. И ты извини, дорогой, за проверку. Предосторожность. Время такое: не сразу узнаешь – кто друг, кто враг. Кого за стол посадить, а кого и к стенке поставить,
– Не надо было деру давать, – угрожающе упрекнул Митрохин. – Успеешь еще.
– У меня в багажнике, – попытался смущенно оправдываться Серый…
– Что у тебя было в багажнике, нам хорошо известно. И что будет – тоже, – напористо заметил Сабир, щуря глаза до щелочек. – А вот что сам ты за человек – надо узнать. Гридин за тебя просил.
– Еще бы, – усмехнулся Серый.
Рустам, включив свет, плотно закрыл ставни.
– Так уютнее, – с улыбкой пояснил Сабир. – И не помешает никто. Так что ты за человек, Сергеев? Чем живешь?
– Живу сам по себе, – ответил Серый, разворачивая салфетку. – Никому не должен. Ни перед кем не отчитываюсь. Свободный художник.
– И что же ты рисуешь, художник?
– А за что хорошо платят, то и рисую. – Ел и пил Серый с аппетитом, чему и сам немало дивился. – Там срисовал, еще где-нибудь. Глядишь, и пригодилось. Только не понимаю, зачем Гридин беспокоился. Ведь вам…
– Узнаешь, – прервал его Сабир, вытирая рот и руки. – Засиделись мы. Который час набежал, Сергеев?
Серый привстал, довольно резко, но сидевшие по обе стороны от него Митрохин с Голубковым удержали его, зажали руки. Рустам отщелкнул браслет часов, снял их с руки Серого и протянул Сабиру.