— Ты такая храбрая, — говорил он, целуя ее в висок. — Ты такая храбрая!
Ребенок страстно желал поскорее появиться на свет. Флориен кусал пальцы в отчаянии. Леонора тужилась, молилась и кричала, а Флориен рыдал, рисуя в воображении страшную смерть матери и ребенка. Когда малыш наконец появился на свет, красно-синий и дрожащий, супруги разрыдались, переполняемые благодарностью и благоговением перед чудом рождения новой жизни.
Мэри завернула новорожденного в полотенце и подала матери. Флориен подумал, что рождение ребенка — самое мучительное испытание в его жизни. Он присел на край кровати и коснулся крохотной ручонки сына, который тут же схватил его палец своими маленькими пальчиками.
— Посмотри, любовь моя, он держится за меня!
Лицо Леоноры вспыхнуло от удивления и радости, потому что никогда прежде Флориен не обращался к ней так ласково.
— Ты назвал меня «любовь моя», — сказала она, прильнув к нему.
Он зарыл лицо в ее волосы.
— Это потому, что ты — моя любовь, — повторил он охрипшим голосом. — Я никогда не любил тебя так сильно, как сейчас. Но еще сильнее я восхищаюсь тобой. Ты такая смелая и сильная! Ты подарила этому миру моего сына, и мы будем любить его, заботиться о нем, дадим ему все, что в наших силах. Я больше не буду таким, как прежде.
— И я тоже, — прошептала она, наклоняясь, чтобы поцеловать влажное личико малыша. — Ничто в жизни не будет для меня важнее моего ребенка.
— Как мы назовем его?
— А как ты хочешь?
— Панацель, в честь моего отца.
Леонора улыбнулась.
— Маленький Панацель! — Она вздохнула и снова поцеловала сына. — Ты будешь благословлен именем своего деда. Ты — необыкновенный малыш.
Когда Алисия в очередной раз вырвалась из круговорота светских вечеринок, чтобы съездить в Дорсет, Леонора и Флориен уже устроились в своем новом домике. Маленький Панацель спал в колыбельке в спальне, пропахшей лавандой и тальком, а Леонора суетилась по дому, придавая ему уют. Флориен встретил свояченицу у двери, которую он как раз красил в белый цвет. К ее удивлению, зять улыбнулся ей холодно, словно они были едва знакомы. Огонь желания погас, чтобы никогда не загореться снова, и Алисия поняла, что Леоноре каким-то образом удалось завоевать его сердце.
— Поднимись наверх и посмотри на него, — с улыбкой сказал он. — Наш малыш — самое прелестное из божьих созданий.
— Слышала, вы назвали его Панацель, — сказала она.
— В честь моего отца и деда. Хотя он и не будет жить в фургоне, в его жилах течет цыганская кровь.
Леонора была рада видеть сестру. Она крепко обняла ее.
— Где же ты была все это время? — воскликнула она. — Ты непременно должна подняться наверх и познакомиться с Панацелем!