— Одри… — прошептала она, а затем задумалась, спрашивая себя, почему ее голос звучит не так, как раньше. Сейчас сил хватало только на шепот.
Одри наклонилась, чтобы не пропустить ни слова.
— Айла, тебе больно?
Айла отрицательно покачала головой.
— Я как пьяная, — ответила она и улыбнулась. — Это очень приятное чувство.
— Айла, я так рада! Ты выздоровеешь. Утром ты будешь здорова, и мы вместе над этим посмеемся.
— Я умру, — спокойно сказала сестра.
Ее слова шокировали Одри.
— Нет, никогда!
— Да, я умру.
— Айла!
— Я хочу пышные похороны. Не экономьте. Слезы, страдания, громкие рыдания, заламывания рук…
— Айла, пожалуйста…
— Я буду наблюдать за вами, поэтому, пожалуйста, позаботьтесь о хороших проводах. Я узнаю, если вы этого не сделаете.
— Но это же нелепо, Айла! Ты говоришь ужасные вещи. Ты не умрешь! — Голос Одри сорвался. — Ты не можешь умереть! Ты нужна мне!
— С тобой все будет в порядке и без меня. У тебя будет Луис.
— Мне не нужен Луис, если для этого нужно пожертвовать тобой!
— Просто пообещай мне кое-что.
— Что? Я все сделаю.
— Наберись храбрости и следуй велению своего сердца, Одри, — сказала Айла, получая удовольствие от торжественного и печального звука собственного голоса. Она понимала, что говорит, как героини романов, которые так любила Одри, и очень хотела, чтобы это были ее последние слова. Но, к своему разочарованию, закончив тираду, она не умерла. Поэтому ей пришлось продолжать подыскивать подходящие последние слова, чтобы произнести их, прежде чем она окончательно потеряет связь с этим миром и увидит яркий белый свет и идущую к ней с распростертыми объятиями покойную бабушку, излучающую абсолютную любовь, какой не испытывал никто из живущих на земле.
Когда на рассвете Роуз и Генри вошли в комнату Айлы, Одри спала на кровати, свернувшись клубочком рядом с сестрой и крепко обняв ее за талию. Глядя на их длинные кудрявые волосы, разбросанные по подушке подобно золотому нимбу, сиявшему в бледном утреннем свете, и легкое движение грудной клетки при дыхании, никто не узнал бы, какую битву с болезнью им пришлось выдержать. Щеки Одри пылали, как спелые персики, лицо Айлы приобрело серый оттенок. Огонь погас, и девочка больше не сгорала от жара, а спала спокойно и умиротворенно. Роуз внезапно охватил страх. Холодной рукой она сжала шею, подбежала к кровати и встала на колени, вглядываясь в лицо младшей дочери глазами, полными слез.
— Айла! — позвала она. — Айла, просыпайся!
Одри проснулась и тотчас же в панике вскочила с кровати. Айла не подавала никаких признаков жизни, кроме едва заметного частого дыхания, которое, казалось, появлялось и исчезало в ее теле, подобно внезапному ветру, проносившемуся сквозь проходы пустой церкви. Не сумев разбудить ее, мать и отец к своему ужасу поняли, что Айла без сознания.