Комов шел чернолесьем. По мере того как он приближался к ручью, волнение его росло. Он несколько раз останавливался, прислушиваясь к своему сильно бьющемуся сердцу.
Когда расступился лес, Комов увидел на противоположном высоком берегу ручья Лену. Она сидела так же, как и тогда, устремив пристальный взгляд в заводь, только платье на ней было красное, а позади нее, видное сквозь просеку, садилось ярко-багровое солнце.
Некоторое время он стоял, прислонясь к дереву, и смотрел на Лену, затем перешел по камням ручей, поднялся на пологий берег и сел рядом с девушкой.
Лена не удивилась приходу Комова, точно ждала его, хотя все это время они не виделись и со времени их встречи здесь, у ручья, прошло много дней.
Теперь Комов увидел, что к волосам девушки были прикреплены несколько голубых васильков.
— Вот странно, Анатолий Сергеевич, — словно продолжая давно начатый разговор, сказала она, — я только подумала: «Как было бы хорошо, если бы вы были здесь, рядом со мной!», и вот вы пришли. Мне с вами удивительно хорошо и спокойно. Когда я вас долго не вижу, жизнь представляется мне дорогой на ветру: я иду, и встречный ветер сбивает с ног, но приходите вы, и становится тихо, безветренно и спокойно.
То, что говорила Лена, отдавало литературой, и Комов это понимал, но в то же время в словах ее было много тепла и искренности.
— Скажите, Лена, к вам, в Нижние Липки, приходили женщины из гарнизонного городка? — спросил Комов.
— Приходили к маме, о чем-то шептались. После их ухода мама смотрела на меня так, словно я в ученическом табеле переправила единицу на четверку. Смотрела и вздыхала. Я сказала ей, что сил у меня много и с сердцем моим я справлюсь сама.
— Знаете, Леночка, нас кто-то видел в лесу, помните, когда мы с вами прятались в стоге сена, и пошла по городку нехорошая, грязная сплетня…
— Вам может это повредить? Хотите, я пойду к начальнику политотдела и скажу ему…
— Не надо, я волновался не за себя, за вас. Мне не хотелось, чтобы на вас легло пятно, вы девушка и…
— Ой, какой вы, Анатолий Сергеевич, — перебила она. — Что я, кисейная барышня?! Я ничего…
— Знаю.
— Что знаете?
— «Я ничего не боюсь». И я ничего не боюсь, только… вас я, Леночка, боюсь.
— Меня? Почему?
— Помните, вы сказали: «Любовь моя, точно синяк: не трогаешь — не болит». Вот когда совсем пройдет эта боль, я отвечу на ваш вопрос. Стало темно. Пойдемте, я провожу вас домой, — сказал Комов и протянул ей руку.
Опершись на его ладонь, Леночка поднялась, сорвала травинку и, покусывая ее, пошла вперед, затем обернулась, внимательно, словно увидев впервые, посмотрела на Комова и взяла его под руку.