— Я надеюсь, что теперь-то ваш друг оставит нас в покое? — спросил мужчина.
— Во всяком случае, я попрошу его об этом, — пообещал я, сильно, впрочем, сомневаясь, что Вади так просто отступится.
Паулу по-настоящему тронула эта история. Я поделился с ней своими сомнениями, стоит ли рассказывать всю правду брату Августину, но она убедила меня, что не мне решать, как будет лучше для девочки. Я с рей согласился и, как только мы вернулись в Иерусалим, рассказал брату Августину обо всем.
— Родители Элоисы — весьма влиятельные люди, — предупредил я. — Вади никак не сможет доказать, что он отец девочки.
В следующий раз я услышал о Вади лишь много лет спустя. К тому времени Израиль уже подписал договор о мире с Иорданией и Египтом, и переговоры между Израилем и ООП шли полным ходом. Однажды ко мне в университет пришел мальчик-араб и вручил письмо от брата Августина, в которой он просил о встрече.
Монах был уже очень стар; он почти ослеп и едва двигался, но при этом, как всегда, был полон энергии.
— Вади очень хочет увидеться с вами, — сказал он. — Сам он не может приехать в Израиль, поскольку израильские власти не дают беженцам разрешение на въезд, но вы ведь можете приехать в Амман.
Меня, прямо скажем, разозлило, что Вади воображает, будто я по-прежнему стану делать все, что он пожелает, как в детстве.
Брат Августин дал мне телефон Вади в Аммане.
— Позвоните ему, когда приедете в Амман, а еще лучше, если вы встретитесь в какой-нибудь гостинице. Будет не слишком удобно, если еврей заявится к нему домой, в лагерь для беженцев.
Вот это уже по-настоящему вывело меня из себя. Насколько я знал, Вади живет напротив крепости, неподалеку от королевского дворца. Еще покойный король Хусейн построил там для беженцев вполне приличные дома. Так что я был уверен, что Вади живет пусть и скромно, но достойно, а монах лишь пытается внушить мне чувство вины, чтобы заставить плясать под свою дудку; именно это и злило меня больше всего.
И вновь Паула приняла решение. Она была уже тяжело больна, ее заживо пожирал рак, и врачи говорили, что жить ей осталось всего несколько месяцев.
— Ты должен поехать, — сказала она. — Мне очень хочется знать, чем закончится вся эта история, прежде чем я умру.
— Какая история? — растерялся я. — Не понимаю... Не могу представить, что Вади может быть от меня нужно...
— Изекииль, настоящая родина человека — это земля, где прошло его детство, а Вади и его семья — часть твоего детства и твоей родины. Да, жизнь развела вас по разным берегам; оба вы верны своему делу, и он знает это так же, как и ты. Но даже то, что вы сражались по разные стороны баррикад, еще не причина считать его своим врагом. Вы связаны неразрывными узами, и разорвать вы их не сможете, как бы ни старались.