Ее не было в Рамалле в тот день, когда погиб ее сын. Тогда как раз началась то ли вторая, то ли третья Интифада — я уже не помню, и этот мальчик вместе с другими детьми стал бросаться камнями в солдат, охранявших группу колонистов, которые строили новый поселок. Дети бросали камни изо всей силы; солдаты разозлились и открыли огонь. Пуля оборвала жизнь одного из детей; это был ее сын. Когда она приехала в Рамаллу, то узнала, что сына уже похоронили. С тех пор она не перестает его оплакивать.
Дочь Вади так и не смогла простить ни своего отца, ни деда с бабушкой, которые скрыли от нее правду, ни своего мужа, который отнял у нее сына, ни Израиль — просто за то, что он существует.
Она так и не научилась прощать, как не научилась никого жалеть, кроме себя. Долгие годы она жила в тоске и с болью, и даже новый брак не помог смириться с потерей сына. Она одержима лишь одной мечтой — мечтой о мести; это стремление оказалось сильнее, чем все остальные чувства, даже воля к жизни. Несколько месяцев назад она встретилась наконец со своим отцом. После стольких лет она наконец на это решилась.
И старое сердце Вади наполнилось безмерной любовью, едва он заглянул в ее глаза — глаза Элоисы. Но ей встреча с отцом не принесла облегчения. Перед ее глазами стояло лицо погибшего сына, и этот образ мешал ей увидеть что-то еще. Короче говоря, она тщательнейшим образом разработала план мести; это было непросто, но, так или иначе, теперь ее план близок к завершению. Беда в том, что она искренне верит, будто месть поможет ей обрести покой. Она считает, что должна убить врага, который отнял жизнь ее сына, что должна заставить страдать тех, кто заставил страдать ее. Я не прав, Мариан? Или вы предпочитаете именоваться Марией де лос Анхелес де тодос лос Сантос — именно так, если не ошибаюсь, вас нарекли при крещении? Или вас правильнее называть миссис Миллер — по имени вашего последнего мужа?
Мариан побледнела, ее челюсть задрожала. Рука скользнула в карман куртки, словно что-то нашупывая.
— Когда вы узнали? — прошептала она дрогнувшим голосом.
— В первый же день, когда ты здесь появилась. В тот день мне позвонил Вади, твой отец, и попросил сделать все возможное, чтобы не допустить твоей встречи с Аароном. «Я не хочу новых жертв, — сказал он. — Мы и так достаточно натерпелись. Поверь, будет лучше для всех, если она не увидится с твоим сыном». Его по-настоящему пугала твоя решимость. Он хотел не только уберечь меня от новых страданий, но, прежде всего, спасти тебя от тебя самой. Но я ответил ему, что готов рискнуть, потому что хотел услышать из твоих уст нашу историю, в которой так тесно переплелись судьбы Цукеров и Зиядов; а еще я надеялся, что смогу тебе помочь примириться с собой. К тому же у меня было еще одно преимущество: ведь я точно знал, что Аарона здесь нет, и ты при всем желании не смогла бы с ним сцепиться. Знаешь, ты очень напоминаешь своего деда Мухаммеда... Сама видишь, история Зиядов и Цукеров не закончилась в 1948 году.