Гитлер и сознавал, что испытывает судьбу, и не видел для себя иного выхода в ситуации, которая сложилась к лету 1941 года.
Увы, можно лишь сожалеть, что Сталин не дал тогда Гитлеру четких доказательств возможности иного – устойчиво мирного – варианта развития отношений России и Германии. А ведь мог, мог в 1941 году реализоваться германо-советский вариант Тильзитского мира между Россией и Францией. В 1806 году первым вопросом Наполеона к Александру I на плоту посреди Немана был: «Из-за чего мы воюем?». В 1941 году Сталин и Гитлер, посмотрев друг другу в глаза, могли спросить друг друга: «Из-за чего мы собираемся воевать?».
Реально вышло иначе, и, возвращаясь в преддверие войны и к мемуарам Хильгера, сообщу, что в мае 1941 года Хильгер имел разговор на тему возможной войны с помощником военного атташе полковником Кребсом – знатоком потенциала России. Хильгер сказал Кребсу, только что возвратившемуся из Германии, что если в слухах о войне есть доля истины, то обязанность военных – объяснить Гитлеру, что война против СССР приведет к крушению рейха. Кребс в ответ пожаловался, что фюрер больше не слушает офицеров Генерального штаба, которые отговаривали его от французской кампании.
Значит, отговаривающие все же были, но, похоже, не тот они имели статус, чтобы изжить настрой Гитлера на войну.
Последующие успехи вермахта летом 1941 года привели многих сомневающихся в мажорное настроение. Однако даже тогда ликовали не все, потому что итоги объективного анализа – если это объективный анализ – не зависят от текущей конъюнктуры. Он потому и является объективным, что учитывает все факторы, в том числе и долговременные.
И вот как раз всесторонний анализ не мог не убеждать компетентных экспертов в неизбежном конечном «русском» крахе Третьего рейха. При этом надо помнить, что основная масса адекватных и компетентных мировых экспертов находилась в то время в СССР и в Германии. Русский Сталин и немцы Шуленбург, Хильгер, Кребс, безусловно, входили в число таких экспертов. Так что уверенность Сталина осенью 1941 года в конечной победе СССР, как и непреходящий скепсис умных немцев в отношении самых блестящих германских побед 1941 года, базировались на точном знании и умении делать долгосрочные выводы, а не только на чувстве патриотизма Сталина и недостатке такового у Шуленбурга и т. д.
Сталин был советским патриотом, Шуленбург любил Германию, но в стратегической оценке начавшегося советско-германского военного противостояния и в прогнозировании его конечных результатов Сталин и Шуленбург не расходились, потому что оба хорошо понимали ситуацию и знали возможности обеих держав.